о других ощущениях стиралась. Эту способность Барро считал Благословением Самого Императора и не переставал благодарить Его за то, что не помнит всей той мерзости, через которую ему доводилось продираться в своих изысканиях и поисках.
Инквизитор повернул вслед за объемным запахом. Его гротескно раздувшееся, неряшливое тело, колыхнулось, разливая вокруг себя удушливый смрад перепрелого пота и бесконечной духоты. Это означало, что Алонсо спускается на нижние уровни, в противовес подъему, которому сопутствовал, как правило, холодный и свежий запах кислых, недозрелых фруктов.
Наконец запах остановился, сливаясь с местом, частью которого он являлся. Там, в глубинах какого-то здания (запах разлагающегося мяса и Меддинской низинной ванили), прятался его Носитель. Носитель пропитал собой все крохотное пространство вокруг и стремился покинуть свою темницу, выскользнуть на поверхность, чтобы там заполнить собой весь город, а следом — и всю планету. Этот Носитель хоть и был схож со своим предшественником, который гнездился в Неморисе, все же отличался. Он имел свой характер, волнительный и постоянно раздраженный, как у капризной аристократки; а также, обладал повышенной плотностью и чуть большей стойкостью. А еще этот Носитель был уверен в своем скорейшем завоевании пространства, каким бы огромным оно ни оказалось в реальности.
Барро сглотнул, сдерживая позыв рвоты. Носитель издевательски хохотнул. Этот низкий (да, определенно, они находились глубоко под землей), гортанный звук (раньше в здании, скорее всего, проживали люди, вероятнее всего, рабочие) со всей силы резанул инквизитора по солнечному сплетению. Барро задохнулся. Остатками пошатнувшегося разума он попытался уцепиться за кружево нереальности. Но тонкое, оказавшееся противно влажным и в то же время — удивительно скользким, полотно начало рваться, и Алонсо вывалился в реальный мир, не в силах сделать хотя бы один вдох.
…Он рухнул на колени с побагровевшим лицом, вздувшимися на лбу венами и сведенными от напряжения конечностями, несмотря на старания Лонгина, Веданы и Накира его удержать. Следом за инквизитором, рухнули на мраморный пол и все три его «зарядные батареи», благодаря помощи которых Барро удалось проделать всю осуществленную им работу. На бинтах, скрывающих предплечья инквизитора, проступила кровь из многочисленных лопнувших капилляров, и Алонсо, подобно выброшенной на берег рыбе, несколько раз открыл рот, силясь вдохнуть. И когда ему это наконец удалось, и Барро тяжело задышал, откашливаясь, вместе с хрипами из его гортани вырвалась струйка желчи, вытолкнутая зашедшимся в спазме желудком.
— Ведана… — простонал он. — Я… нашел… их…
Инквизитор снова зашелся хриплым кашлем. Но потом смог сделать несколько глубоких вздохов, после чего заговорил чуть более ровно.
— Место ритуала… — Алонсо почувствовал, как сознание его начинает уплывать. — Такое же, как в Неморисе…
Еще одна попытка еретиков прорваться в административный центр завершилась провалом, но она не оказалась бессмысленной. Словно подчиняясь чьей-то неумолимой воле, одержимые хаосом люди бросались на стены и тех, кто их отстаивал, готовые пожертвовать собой, лишь бы вместе с ними погибло как можно больше защитников Рэкума. И к тому моменту, когда волны еретиков прекратили накатываться одна за одной в попытках сломить линию обороны, разделяющую город на двое, стало понятно, что следующую атаку сдержать не удастся.
Риссан осторожно приоткрыл дверь в спальню губернатора. Затем медленно ступил на мягкий ковер, утопая в его высоком ворсе, и замер. Мягкий жемчужно-кремовый свет, исходящий от лампы, озарял почерневшее бурое пятно посреди ковра и кровавые следы, расходящиеся от него в разные стороны. Кровавые штрихи встречались повсюду, куда только не падал взгляд слуги. И на бледных шторах, плотно закрывающих огромные оконные витражи, и на полупрозрачной поверхности прикроватного столика. Они шли дальше, по упавшему на пол, блистающему богатством золота и индиго, роскошному покрывалу, и по брошенному рядом с ним пеньюару тончайшего розового шелка. Риссан инстинктивно попятился назад. Его блуждающий, ошеломленный взгляд скользнул дальше и уперся в труп женщины, раскинувшийся на подушках. Почерневшее лицо обрамляли выбившиеся из-под головного убора пряди светлых волос, а от лазоревой простыни, покрывающей грудь и живот мертвеца, расходилось застывшее пятно буро-коричневого цвета.
«Нет!» — воскликнул про себя Риссан, делая еще один шаг назад, едва не упав при этом.
Он выбежал из покоев губернатора и тяжело сглотнул, унимая охватившую его дрожь. Затем постоял еще с минуту на месте и решительно заспешил по лестницам, ведущим вниз, прочь из Дворца.
Через полчаса слух о том, что губернатор покончила с собой, разлетелся по всему Рэкуму.
День двадцать третий
ДЕНЬ 23
РЭКУМ. ПОСЛЕ ЗАКАТА
Ночной холод медленно пробрался за пазуху. Уэбб поежился, вздрогнул и резко открыл глаза. На темном и почему-то казавшемся грязным и замаранном небе, тускло поблескивали звезды. Уэбб почувствовал, как в затылке поднимается волна жара и разливается к вискам, превращаясь в маленькие острые молоточки. Как их частые удары из острого и неровного рваного пунктира превращаются в одну сплошную линию боли. Голова закружилась. Уэбб понимал, что это последствия контузии, полученной им во время прошлой атаки, когда рядом с ним разорвался взрыв пакет, брошенный за стены кем-то из еретиков. Однако такое понимание не приносило ему облегчения.
«Пусть будут прокляты все культисты, от первого до последнего», — подумал он с ненавистью, повторяя про себя литанию стойкости.
Но головная боль от этого не уменьшалась, лишь подкатила тошнота к горлу.
«Император, дай мне силы исполнить свой долг», — взмолился Уэбб, чувствуя, что силы его вот-вот оставят.
Словно в ответ на эту молитву стучащая по вискам боль притупилась и постепенно сошла «на нет». И только к самому концу его дежурства опять проявила себя с новой силой. Поэтому, когда Уэбба и еще нескольких гвардейцев, наконец, сменили на посту, он едва добрел до своей лежанки. Уэбб не успел опуститься на ее грубую, покрытую брезентом, поверхность, как от ворот донеслись крики и выстрелы. И почти сразу за этим прогремел взрыв.
«Защити нас, Император», — успел подумать Уэбб, вскакивая.
Но, неожиданно для него самого, его колени стали ватными, глаза налились кровью, так что он перестал что-либо видеть, а в голове, мгновенно налившейся свинцом, началось гудение, постепенно перерастающие в настоящий набат. Превозмогая боль, слабость и головокружение, из последних сил Уэбб сделал еще несколько шагов по направлению к воротам. Сквозь гул и гвалт, обрушившийся на него со всех сторон, он смог различить голос одного из комиссаров.
— Ни шагу назад! Держать оборону!
«Держать оборону», — повторил про себя Уэбб, силясь добраться до ворот и стараясь проморгаться, чтобы вернуть себе внезапно исчезнувшее зрение. Но, как он ни старался, лиловые пятна, по-прежнему, застилали ему взор.
Последним, что он почувствовал, стала ударная волна от
