Немного погодя в комнату зашел Рензо с двумя плошками: в одной был суп, в другой – сухарики.
— Как ты, Туфелька? — спросил муж, подходя ко мне.
— Могло быть и лучше…
— И будет: вот поешь супчика и сразу станет лучше!
Присев на кровать, Рензо опустил на нее плошку с сухариками, а другую плошку, с супом, поднял повыше, чтобы удобнее было меня кормить из ложечки. Я попробовала бульон, и он показался мне божественным.
— Нравится? — спросил муж, заметив мою реакцию. — Сам сварил. У меня вообще хорошо выходят супы.
— Если бы ты рассказал об этом, когда ухаживал за мной, я бы тебе сама предложение сделала, — негромко, чтобы не тревожить больное горло, проговорила я.
— Если бы я знал, на что тебя ловить, Туфелька, так бы и сделал! Я научился готовить, когда стал жить один, — объяснил плад, продолжая меня кормить. — В Ригларке можно найти, где кормят хорошо и не дорого, но нельзя же всегда ходить по едальням?
— Ты прелесть, — отозвалась я.
Накормив меня, Рензо еще раз поправил подушки, чтобы мне было удобнее, и прилег со мной рядом. Я потянулась к нему, опустила голову ему на плечи. Мне бы заснуть, поберечь себя от плохих мыслей, но я не смогла себя побороть и спросила о Дреафраде.
— Почему у меня руки порезаны? Что произошло?
Муж рассказал. В общем-то, меня этот дивный рассказ не удивил, особенно в свете последних событий. Перерождение само по себе чудо, как считают имперцы, так что странности, происходящие со мной, могут быть вовсе не странностями, а закономерностями. Но как выделить эти закономерности? Я перелопатила гору литературы на тему религии и драконовой воли, пока жила в Колыбели туманов, но чего стоит эта литература, если там указано что драконоподобные вот-вот исчезнут, и разумом не наделены? У кого же тогда искать ответа – у ллары? Но и она мне кажется источником ненадежным…
— А каково мнение ллары? Что она сказала, узнав о том, что случилось в Дреафраде?
Рензо сделал важное лицо и, копируя интонации Эулы, ответил:
— Драконова воля.
— Ну разумеется! Как я могла забыть, что эти магические слова объясняют все на свете! — съязвила я.
— Поэтому я так не доверяю культам: никакой конкретики, — проговорил муж, усмехаясь. — Ты долго спала, зато жар спал. Как твой живот? Все так же болит?
— Ничего уже не болит, — приврала я и подумала о том, что привирать мне еще много придется. — Брадо не спрашивал у тебя, откуда у меня шрам? А Эула?
— Какой шрам? — весело проговорил муж. — Никакого шрама нет.
— Как нет? — переполошилась я, и машинально подняла руку, чтобы коснуться щеки, но Рензо успел перехватить ее.
— Шрам на месте, — сказал он, — но его никто не видит. Я сам тебя умыл и накрасил, чтобы ллара ничего не заметила.
— Накрасил? — удивилась я. — Ты?
— А что такого сложного? Я запомнил, как ты делала это по утрам.
— Ну-ка дай зеркальце! — потребовала я.
Плад подошел к той самой сумке, где находятся шкатулка с косметикой, гребень и зеркальце, и, взяв зеркальце, поднес его к моему лицу. Мое лицо было бледным, с бесцветными губами и синевой под глазами лицо; я посмотрела на левую щеку со шрамом. Бугристость была заметна, но и только: кожа была неплохо перекрыта. Рензо явно руководствовалась принципом «чем меньше, тем лучше», так что и впрямь не было заметно косметики.
Переведя взгляд на Рензо, я почувствовала прилив благодарности. Всегда заботливый, всегда нежный, всегда чуткий… Пока что я ни единого дня не пожалела о том, что вышла за него. Хоть я и не помню самого важного о той ночи в Дреафраде, но помню, как муж защищал меня, и не только от драконоподобных, но и от пламени смерти, которое повсюду вспыхивало в ту ночь. Ни разу, ни на секундочку он не забыл обо мне, всегда был рядом и сейчас тоже рядом – с супом и сухариками, готовый научиться чему угодно, чтобы только мне угодить, помочь…
— Это магия медового месяца или ты на самом деле идеальный? — спросила я у мужа.
— А ты, Лери? Ты кажешься мне особенной, потому что я влюблен по уши или потому что избрана Великим Драконом?
Я усмехнулась грустно. «Избрана Великим Драконом»… Избранность не сулит ничего хорошего, она накладывает обязательства, и такие, от которых не отвертеться. Но я готова заплатить такую цену за исполнение мечты – обретение отца и обретение мужа.
— Думаешь, я сморозил глупость об избранности? — спросил Рензо.
— Ну что ты, милый. Ты не способен говорить глупости, ты для этого слишком умен.
— Знаю, что ты льстишь, но все равно приятно, — улыбнулся муж и, склонившись ко мне, аккуратно поцеловал в нос.
Когда мне стало лучше, Брадо и ллара Эула пожаловали ко мне, чтобы обсудить лесной кошмар. Переговорив, они сделали удивительный вывод: все, что происходило, начиная с моего «случайного» падения в логово виверны, происходило по воле Великого Дракона. В прошлую свою вылазку с Блейном Гелл так и не смог напасть на следы отравителей, прячущихся в Дреафраде, но когда в лесу оказалась я, перерожденная, а значит, отмеченная Драконом, настало время вершить суд. Драконоподобных призвала я… точнее, через меня их призвал Дракон, чтобы уничтожить имперское зло – чистокровников, и показать им, какова может быть кара за убийства и преследования пладов. Этим объясняется то, что я мало помню, и этим объясняется мое плохое самочувствие.
Слушая это, я кивала и соглашалась, смиренно принимая (прямо как заповедовал отец) свои «перерожденные» обязанности и то, что на всю жизнь останусь инструментом Великого Дракона. А вот мое заявление о том, драконоподобные разумны и их нельзя трогать, Брадо и Эула не приняли и сказали, что драконоподобные той ночью тоже были лишь инструментом возмездия, и что они по сути все равно грешные создания, обреченные жить в забвении, повинуясь животным инстинктам.
Я намекнула, что мои слова могут быть драконовой волей, но господа всезнающие отмахнулись и ушли, заставив меня скрипеть зубами от досады. Толку быть избранной, быть перерожденной, если ты остаешься никем без права мнения? Позже ко мне снова заглянул Брадо, чтобы обсудить, следует ли рассказывать лларе о наших родственных узах. Еще он спросил, не изменилось ли мое решение о наследстве.
Что я могла ответить? Быть перерожденной – значит, себе не принадлежать, так что взваливать на себя еще и обязательства наследницы линии Геллов я не хотела категорически. Брадо предложил как можно скорее провести ритуал и посмотреть, одобрит ли Великий Дракон наш с Рензо брак. Я спросила у отца, что показал Священный огонь, когда Брадо и Кинзия предстали перед ним.
— Ничего особенного, — ответил Гелл.
— Значит, ничего особенного… — повторила я. — Это и был знак, не так ли? У одного из самых многообещающих пладов империи огонь должен был вспыхнуть с невероятной силой.
