– Твоя жена?
– Я собираюсь жениться на Эстер.
Сэл недоверчиво усмехнулся.
– Ты недавно пережил тяжелую утрату, Бенито. Ты не можешь рассуждать сейчас здраво.
– Могу.
– Я не хочу ни с кем воевать, Бенито. Я занимаюсь бизнесом с этими людьми.
– С Александером?
– Со всеми.
Да они все гнилые! Все поголовно… Но я не сдался:
– Эти люди застрелили моего отца. Моего отца, который вам преданно служил всю жизнь. Каждый день, каждый час. Я не требую отмщения. Я не желаю войны. Я лишь хочу, чтобы Эстер осталась жива. Того же хотел и отец. Если она станет Витале, возможно, Александер отступится. Решит, оно того не стоит.
Несколько долгих секунд дядя разглядывал свой бокал, зажатый в сцепленных руках, а его золотые часы лукаво подмигивали мне с бронзового запястья. И он не поднял глаз, когда наконец заговорил, а в его голосе засквозила усталость.
– Ты можешь мне пообещать, что не предашь семью? Что не предашь огласке вещи, о которых услышишь, и разборки, в которых тебе, быть может, доведется участвовать? – Сэл говорил так, словно зачитывал мне слова клятвы, но я уже понял: клятву мне придется приносить иным способом.
– Я никогда не трепался о том, что видел или слышал, дядя. И впредь не собираюсь.
Сэл тяжело вздохнул и вперил в меня темные глаза.
– В Чикаго. На Новый год. Соберется комитет. Потом… новых членов приведут к присяге. У нас тут небольшое… пополнение штата. Ты принесешь присягу. И станешь рядовым мафиози. Солдатом в моей организации. – Сэл поднял вверх три пальца. – У тебя есть три недели, чтобы передумать, Бенито. Потом обратного пути не будет.
– Где?
– Этого тебе знать не следует. Приедешь в отель «Блэкстоун». Там тебя будет ждать машина. Перед тем как ты сядешь в нее, тебе завяжут глаза. А когда дело будет сделано… тебя вернут обратно.
В Чикаго… На Новый год… Я кивнул.
– А до тех пор… веди себя тише воды ниже травы. Не высовывайся. И не болтай лишнего по телефону. Ты меня понял? Не говори, куда ты собираешься поехать или где ты был. Не рассказывай никому о своих делах. Или о своих женщинах. И ни слова об Эстер. Научись выражать то, что необходимо сказать, без слов. – Я снова кивнул. – Не привлекай к себе внимания. Не привлекай внимания к ней. И прекратите петь.
– Увидимся в Чикаго, дядя.
– Я тебе не враг, Бенито. Но и друзей у тебя нет. Помни это.
* * *
Эстер так и не спела для Сэла. Он остался в своем кабинете, когда Тони-толстяк пошел нас провожать.
– Я останусь у Сэла. Будьте осторожны по дороге домой, – сказал он.
И я с облегчением кивнул. Все равно оба Тони не смогли бы поехать туда, куда собирались отправиться мы. Впереди у меня была длинная ночь, но я просто поблагодарил Толстяка и пожелал ему спокойной ночи. Я знал, что он встревожится, когда мы уедем, но наш отъезд был неизбежен. Когда мы с Эстер той ночью вернулись в квартиру Майнов, Глория все еще гладила, а Ли Отис буравил глазами разодранную книгу. Арки сидел в углу комнаты, скрестив руки и хмуро наблюдая за тем, как разваливалась его семья. Элвин принялся допытываться, куда мы ездили, а Мани – выискивать причины, по которым всю вину за произошедшее можно было бы свалить на меня.
– Стоило вам появиться, и мы сразу оказались в полном дерьме, – предъявил он мне.
– Это все песня. Песня о Бо Джонсоне. Вы взяли и разворошили осиное гнездо, – промолвила дрожащим голосом Глория.
– Но я намерена ее петь и дальше. Я буду петь ее, пока не умру, – заявила Эстер, расстегивая пальто.
Она прошла к встроенному шкафу у двери и распахнула дверцы. Внутри было несколько выдвижных ящиков, вешалки с платьями и коробки с обувью. Достав с верхней полки потертый чемодан, Эстер начала складывать в него вещи.
– Не говори так, Эстер, – предостерег Элвин.
– Ты хочешь свести меня в могилу, Эстер? Ты хочешь и своих братьев свести в могилу? А как же Арки? А что, если мы оба потеряем работу? – заругалась Глория.
Но Эстер и не подумала оправдываться, она с каменным лицом продолжила паковать вещи. Братья молча наблюдали за ней. Мы все наблюдали, и никто не знал, что сказать. Эстер прежде не знала правды. И ее братья, думаю, тоже. Но теперь они ее узнали. Они узнали все о Бо Джонсоне и Мод Александер. Это читалось по убитым лицам ребят. Их сестру внезапно оторвали от их семейного древа, сделали чужой, и никто не знал, как все исправить.
– Что мы будем делать, Бенни? – повернувшись ко мне, спросил Элвин.
– Я везу Эстер в Питтсбург, – ответил я.
На кухне воцарилось молчание. Но ненадолго.
– Вы не можете поехать туда одни! Белый парень и цветная девушка? Вы напрашиваетесь на неприятности! Накликаете беду! – задыхаясь, проговорила Глория.
– Мы ее уже накликали, – сказал я. – И ничего поделать с этим я не могу.
– Это как ящик Пандоры, – встрял Арки.
Элвин нахмурился:
– О чем ты, папа?
– Это история из книжки Ли Отиса. Девушке по имени Пандора не велено было открывать ящик – источник всех бед, несчастий и страданий. Но она обладала безграничным любопытством и не смогла перед ним устоять. Пандора решила только заглянуть в ящик, краешком глаза. Но едва она его приоткрыла – стало поздно. Несчастья и страдания вырвались наружу, и она не смогла их загнать обратно.
– У нас концерт в Питтсбурге, выступаем на разогреве у Рэя Чарльза, – сказал я.
– У Рэя Чарльза? – очнулся Ли Отис.
– Ты не можешь нас бросить, Эстер. Мы же группа, помнишь? – сказал Мани.
– Мы – семья! – вставил Элвин.
– Мы и впредь останемся семьей, – уклонилась Эстер, но Элвин погладил ее по плечу.
– Мы тоже едем, – заявил Мани.
– Вы не можете уехать! – вскричала Глория. – Вы должны работать. У Ли Отиса школа. А как же колледж? Он так старался…
– Это же Питтсбург, а не Тимбукту, мама, – утешил ее Элвин. – И нас с Мани тут ничто не держит. Концерты – это наша работа. Мы можем получить еще одно предложение… или прямо сейчас заработать реальные деньги. Правда, Бенни?
– Ли Отис не может ходить в школу. Он не может никуда теперь ходить. И никто из нас не может. Какие-то люди пытаются нас подстрелить. Не ровен час, они это сделают! Нам следует убраться из этого города, – пробурчал Мани.
– Я уже хорошо подготовился к экзаменам, мама. Даже если я сюда никогда не вернусь, – заверил Глорию Ли Отис, но вид у него был испуганный.
Я тоже боялся. Но отец мне сказал: «Стань настолько известным, чтобы они не смогли тебе замочить». У нас был шанс и подходящий момент, и я решил этим воспользоваться.
