когда убили Пирогову.
— Ты с ума сошел! — ужаснулась Лиза.
— Ничего не сошел… Звони Мухину.
Валера появился в квартире соседки довольно быстро. При виде Гриневича на мгновение замешкался, потом выдавил улыбочку:
— Здрасти, Владимир Николаевич.
— Садись! — кивнул на стул Гриневич.
Володя не был следователем, не умел допрашивать и даже просто расспрашивать о том, о чем ему не хотели говорить. Более того, никогда в такие расспросы не лез, потому что не знал, как реагировать на ответ: «Не твое дело». Смущаться? Обижаться? Сердиться? Как говорила мама давным-давно, еще во времена Володиного детства: «Не суйся туда, куда тебя не просят. Будешь выглядеть неприлично».
Гриневич не хотел выглядеть «неприлично» даже в глазах Мухина. Но при этом отлично понимал, что Валерка совсем не обрадуется жажде физрука влезть в его дела. А влезть надо было. Причем непременно самому. Обратиться к полицейским или даже к Казику Гриневич никак не мог. А если он, Володя, все неправильно понял? Если ошибается совершеннейшим образом? Или не ошибается, но к смерти Галины Антоновны это не имеет никакого отношения? И тогда все его откровения окажутся напрасными и, более того, чреватыми. Ведь придется рассказывать про Лину Томашевскую, а этого-то ему жуть как не хотелось.
— Так это я вам понадобился, что ли, Владимир Николаевич?
Валерка присел на краешек стула, а Гриневич, наоборот, встал. Володя решил, что так разговаривать будет легче. Он где-то вычитал: если при разговоре один сидит, а другой стоит, в выигрыше тот, кто не жалеет своих ног. Вроде как маневра и, соответственно, свободы больше, и смотреть можно сверху вниз. При этом в книжке уточнялось, что сей принцип не распространяется на начальника и подчиненного. Здесь все наоборот: начальник сидит, а подчиненный стоит, и силу как раз демонстрирует тот, кто удобнее в кресле устроился.
Мухин глянул исподлобья, покосился в сторону Лизы, которая тоже предпочла стоять, прислонившись к косяку.
— Вы чего это, а?
— Мы ничего. Мы с Елизаветой Максимовной хотим тебе несколько вопросов задать, — ответил Гриневич.
— Ну, задавайте! Дополнительные уроки начинаются, — попытался пошутить Мухин, но получилось не весело, а как-то настороженно.
— Валера, я хочу, чтобы ты очень серьезно отнесся к нашему разговору. — Володя постарался, чтобы прозвучало это веско. — Потому что, если ты честно не поговоришь с нами, тебе придется разговаривать в другом месте.
— В каком еще месте? — Мухин поерзал на стуле.
— В полиции.
— С чего это? — возмутился Валерка. — Я что-то украл?! Или морду кому-то шибко начистил? Или вы это из-за химозы? Так я все рассказал!
— Не химоза, а учительница химии, — строго поправила Лиза.
— Ага! Ты сама Пирогову так называла, когда в школе училась. Думаешь, я не помню? — парировал сосед.
— Ты лучше бы что-нибудь другое вспомнил…
— Как ты химию зубрила?
— Ладно, хватит! — вмешался Гриневич. Серьезный разговор явно начинал сползать куда-то не в ту сторону. — Лучше скажи, Валера, у Лины Томашевской есть собака?
— А? — опешил Мухин.
— «Бе»! Собака у нее есть?
— Есть… Дог. Черный такой, породистый шибко. А при чем здесь собака и… полиция? Он покусал кого, что ли? Да не мог он покусать! Он дрессированный!
— Зачем ты меня поджидал поздно вечером во дворе несколько дней назад? — вместо ответа задал следующий вопрос Гриневич.
— Я вас не поджидал. Я просто гулял. Воздухом дышал. А тут вы появились.
— Гулял, значит, и дышал? И вроде как случайно около моей машины околачивался?
— Я ее угнать хотел, что ли? Вы поэтому меня в полицию, что ли?
— И спрашивал меня про роман с Елизаветой Максимовной. Из любопытства? — вновь ответил вопросом на вопрос Гриневич.
— Я ее с детства знаю! А в школе сплетничают! — выкрикнул Валерка.
— Заступник, куда там… А когда ты в субботу домой вернулся?
— Не помню!
— А свет горел на площадке или нет, ты помнишь?
— А что?
— А то, что около квартиры Елизаветы Максимовны, — Володя по-прежнему называл чуть ли не подругу детства Валерки по имени-отчеству, — разлили масло, и она чуть не убилась.
По Валеркиному лицо вдруг поползли красные пятна, а уши аж воспламенились.
— И с чего ты вдруг с Томашевской поссорился? Только не ври, будто не поссорился. Я сегодня видел вас в спортзале!
Мухин плотно сжал губы и мрачно уставился на Гриневича.
— Не хочешь говорить? Тогда я тебе сам расскажу. Ты с ней поссорился, потому что ты не совсем головой стукнутый и, может, даже совесть у тебя есть, и тебя достали выше крыши Линочкины выверты. И не просто выверты, а даже кое-что похуже… Ты ведь знаешь, что Томашевская бросила собачье дерьмо в спину Елизаветы Максимовны. Дерьмо она взяла у своей собаки. У дога много отходов найдется. Может, ты заранее знал, что Лина Елизавету Максимовну подловит, может, случайно из окна увидел, но знал, это точно! Поэтому ты, обнаружив мою машину, и ждал меня во дворе, хотел ситуацию провентилировать. Это вот первое… Теперь второе. Ты знал, что Лина под дверью Елизаветы Максимовны масло разлила. Уж не ведаю, заранее ты это узнал или позже выяснил, а если заранее знал, почему не помешал, но только в курсе ты, в курсе! И рассорился ты с Томашевской именно из-за этого. Может, все-таки совесть заела, может, испугался чего, но меня это не интересует. А теперь третье. — Гриневич выдержал паузу и даже круг нарезал вокруг Мухина, словно приноравливаясь стукнуть поточнее. — Теперь то, — произнес он многозначительно, — из-за чего твою Томашевскую я могу хоть сейчас отвести в полицию, причем непонятно, когда она оттуда вернется…
— Вы чего это? — Мухин дернулся, моргнул перепуганно. — За что в полицию?!
— А ты не догадываешься?
Валерка с силой и, как показалось Володе, с каким-то всхлипом вздохнул, даже не прошептал, а прошипел:
— Не-е-т…
— Тогда я тебя просвещу! — со злым торжеством пообещал Гриневич. — За кондуит Пироговой. Он пропал, когда Пирогову убили, а потом нашелся в шкафу Елизаветы Максимовны. Вы всем классом видели, как он нашелся. Догадываешься, кто кондуит сначала украл, а потом Елизавете Максимовне подбросил? Томашевская твоя!
— Нет! Не брала она никакой кондуит! И убить она не могла! — заорал Валерка, соскочил со стула и кулаки сжал.
В какое-то мгновение Гриневичу показалось, что Мухин кинется на него с этими кулаками и даже приготовился их перехватить — не хватало еще, чтобы ученик с учителем драку затеял.
— Валера! Прекрати! — крикнула Лиза и толкнула Мухина в грудь.
Тот, несмотря на совершеннейшую разницу в весе, пошатнулся, взмахнул руками и брякнулся обратно на стул.
«А ведь о кондуите он, похоже, ничего не знает», — догадался Володя и заговорил нарочито тихо и спокойно:
— Валера, я не знаю, кто
