в ответ, типа того, что это совершенно невозможно, и на это есть масса причин, и вообще подобное предложение никак не согласуется с его принципами, и к этому надо отнестись с пониманием, и… В какой-то момент он вдруг остро осознал, что все его увещевания напоминают жалкий лепет, и мгновенно умолк, насупился, буркнул:
— Будем считать, ничего не произошло, мы вообще не виделись и не общались. Ладно?
— Нет!
Лина еще крепче сжала Володин локоть, сделала резкое движение вперед и… жарко впилась губами в его губы. Она, конечно, умела целоваться! Володя только успел хватануть ртом воздух, который тут же застрял в горле, и ему показалось, что он сейчас подавится этим воздухом, причем до самой смерти. Он резко оторвал Лину от себя, от неожиданности и растерянности вытаращил глаза и так простоял с полминуты, а когда опомнился, кинулся прочь, ощущая на спине прожигающий взгляд.
Нет, он не мог рассказать об этой встрече никому — не то что следователю, который выспрашивал, зачем Гриневич выходил тем вечером на улицу, но даже Зойке. Он что, должен был рассказать, как признавалась ему в любви его ученица? Как она, по сути, предлагала ему себя? Как целовала его в школьном дворе? И как он сбежал от нее, потому что растерялся, ведь он никогда не попадал в подобные истории?
Конечно же он должен был прикусить себе язык. И дело было не только в принципах, по которым настоящий мужчина не кичится своим успехом у женщины, тем более у той, которую отверг, а он конечно же отверг, и совершенно искренне — при всей своей красоте Лина Томашевская не вызывала у него никаких, даже самых потаенных желаний. Дело было еще и в том, что Володя категорически не хотел огласки, которая ударила бы по нему самому, причем ударила бы сильно и одновременно со всех сторон. Взрослый мужик и несовершеннолетняя девочка! Учитель и ученица! Он что, должен был оправдываться, отнекиваться и открещиваться? Да ни за что на свете! Унизительно, стыдно и, по большому счету, довольно бессмысленно. Когда на одном конце — взрослый мужчина, а на другом — девочка-школьница, девяносто процентов людей скажут, что сволочь — мужик. И обвинят, и опозорят, и припишут невесть чего…
Уже позже, пересекаясь с Линой, Володя делал вид, будто ничего не случилось, и она делала вид, будто ничего не произошло. И Валерка Мухин постоянно вертелся рядом со своей пассией, и, в конце концов, Володя успокоился: мало ли какая блажь на девчонку нашла. Подурила и опомнилась. Всякое бывает…
А тут вдруг Качарин — со своей осведомленностью и предупреждениями.
— Не целовал я ее! — повторил Володя твердо. — Даже не собирался.
— Так это она к тебе, что ли, целоваться бросилась? Сама? — Андрей Васильевич посмотрел с интересом.
Володя промолчал. Чего объяснять? Глупо как-то.
— Значит, сама, — сделал вывод Качарин. — Инициативная девица! — Он хмыкнул и добавил уже серьезно: —Тогда особенно будь осторожен. Такие девицы отказов не терпят. Такие девицы напакостить могут… не отмоешься. Никаким одеколоном душок поганый не отобьешь.
И в этот момент Володя вдруг все понял. Вот так разом и окончательно. Ну, пусть не окончательно, потому что остался один вопрос, но Гриневич знал, как его прояснить.
— Спасибо, Андрей Васильевич! Огромное вам спасибо! — выкрикнул уже на бегу Володя и услышал за спиной удивленное:
— А кофемолку-то как? Не будешь ждать?
— Завтра, Андрей Васильевич! Завтра заберу!
Он добежал до Лизиного дома с такой скоростью, словно был мастером спорта не по гимнастике, а по легкой атлетике.
— Что с тобой?! — поразилась Лиза.
— Я торопился. — Володя быстро прошел в комнату и рухнул в кресло. Сердце изо всех сил лупило грудную клетку, а воздух вырывался из легких, казалось, даже через уши. — Лиза, найди срочно Мухина. Под любым предлогом зазови его сюда. Только ничего про меня не говори.
— А что случилось?! — встревожилась Лиза.
— Я знаю, кто тебе пакостит. Я почти наверняка знаю!
— Правда?!
— Мне так кажется. Но нужно поговорить с Мухиным. Мы поговорим, и тогда я пойму все окончательно. Мы вместе поймем. Ты подожди немножко. Где телефон?
— Тут… Где-то тут трубка лежала… — Лиза принялась озираться. — О, господи! Ты же на ней сидишь!
И сунула руку под Володино бедро. А он вдруг вспомнил, как его целовала Лина Томашевская и как он ровным счетом ничего не чувствовал кроме желания оторвать ее от себя.
Володя сжал пальцы Лизы, уже взявшие трубку, буквально вырвал их из-под себя.
— Уселся и даже не заметил, — проговорил он и глубоко вздохнул.
— Ты очень волнуешься, — нашла объяснение Лиза.
— Да, я очень волнуюсь, — подтвердил Володя и отвел глаза, чтобы хоть несколько секунд не видеть Лизу и ее пальцы, сжимающие трубку. — Стоп! — вдруг опомнился он. — Подожди, не звони Мухину! Позвони сначала Казику. Надо узнать, его полицейские выяснили, чем пах кондуит Пироговой? Ну, ты помнишь, он же чем-то пах?
— Я помню. А ты перестань нервничать. — И Лиза погладила Володю по голове. Как ребенка.
От этого прикосновения он неожиданно успокоился. И мгновенно почувствовал себя бодрым, решительным, готовым на правильные слова и верные действия.
— Я знаю, что это за запах, — продолжила Лиза. — Меня Аркадий Михайлович спрашивал, каким парфюмом я пользуюсь. А я никаким не пользуюсь. Я, наверное, не права, но меня бабушка научила, что самый лучший запах — это запах чистого тела. Потом я догадалась, что тетрадь Галины Антоновны пахла духами. А мы с тобой испугались, что это какая-то химическая отрава.
— Ага, отрава! — торжествующе провозгласил Гриневич и скомандовал: — Звони Мухину! — И тут же перехватил Лизину руку с телефоном. — Нет, подожди!
Лиза вздохнула, покачала головой:
— Ну что ты в самом деле…
— Я тебе должен кое-что сначала объяснить. Мне очень не хочется, но…
И он рассказал про Лину Томашевскую.
Какое-то время Лиза молчала, и Володя уже стал думать о самом плохом, о том, что Лиза поняла все совершенно иначе, неправильно поняла, и, возможно, решила, что учитель физкультуры дал повод, не исключено, серьезный… И еще обидится, что из-за такой вот сомнительной истории она вынуждена была его выгораживать и рисковать своей репутацией… Но Лиза вдруг спросила:
— Ты всерьез считаешь, что Лина в тебя влюблена?
— Я не знаю… Мне так сначала показалось… А потом я подумал, может, она за что-то Валерке хотела отомстить… А уже после подумал, что она захотела отомстить тебе, когда о нас в школе сплетничать начали… — Володя вдруг осекся, помрачнел, проговорил, словно через силу: — А вот теперь, буквально сию минуту, я подумал, что Лина специально вытащила меня из школы как раз тогда,
