Книга Путинбург - Дмитрий Запольский

ЖИР

Дима Филиппов[426] позвал меня в свой крохотный офис возле Смольного, охранявшийся мрачными амбалами из какого-то спецназа. Всего одна комнатенка и кухня, никаких помощников и секретарей. Стол, два стула. Дмитрий Николаевич был человек очень конкретный, невероятно умный и опытный.

Еще бы, стал министром и вице-премьером в 34 года, возглавлял строительство БАМа[427], был личным другом Андропова, потом секретарем Ленинградского обкома КПСС, вместе со мной стал депутатом Ленсовета, победив на честных выборах в 1990 году. Затем возглавил налоговую полицию в Петербурге, откуда его с огромным трудом убрал Собчак. Дима не загрустил и сразу стал одним из директоров и владельцев Кировского завода, председателем Совета банкиров и промышленников Санкт-Петербурга и руководителем банка «Менатеп». На работе в качестве начальника налоговой службы восстановился через суд и лично засунул в карман Собчака решение суда и заявление об уходе. Я так подробно расписываю историю Филиппова, чтобы было понятно: в этой маленькой комнатенке за бронебойными стеклами я встречался с главным красным директором[428] Питера, фактически контролировавшим финансовые потоки, промышленность и нефтяной бизнес на заре девяностых. Мы с ним дружили.

— Слушай, тут надо немного помочь, — сказал Филиппов. — Можешь сделать ХОРОШУЮ программу с одним нужным человеком? МЫ тебя поддержим материально, тебе ведь спонсоры нужны? А то МЫ знаем, как ты на коленке свой проект делаешь.

Спонсоры, естественно, были нужны как воздух. Программа «Вавилон» тогда только набирала обороты, у нас не было зарплат, техники, нормальных машин. Да и на пару «жигулей», на которых сутками мотались по городу и области мои съемочные бригады, не было бензина. А у Филиппова с бензином было все в порядке.

Я ему так и сказал:

— Любой каприз за тонну НОРМАЛЬНОГО бензина.

И Дмитрий Николаевич назвал мне имя человека, о котором нужно было снять ХОРОШУЮ программу. Я вспылил. Встал и молча пошел к двери.

— Вот же ты дурачок! Дадим МЫ тебе тонну бензина, нам что, жалко? И не за программу, а просто так. Но ты сядь, послушай. Этот человек неприятен, я тебя понимаю. Точнее, даже просто отвратительный тип. Но ведь ты же умный парень! Он же не просто так возник, как Венера из пены морской. Это же СПЕЦИАЛЬНЫЙ человек. Ну его еще пять лет назад приметили. И растили. Как поросеночка. А сейчас это важнейшее звено государства. Но бандосы[429], воры, шелупонь всякая не должны лезть во власть. Сейчас у них денег почти как у НАС, а народ ты сам знаешь какой: проголосует за любого козла, лишь бы не пожалел денег на кампанию. Надо поставить шлюз. Пусть вся эта кодла работает с властью не напрямую, а через буфер. Занесут ребята за зубцы, пусть озвучивают хотелки. Но ЦЕНТРАЛИЗОВАННО. Нельзя страну превращать в бардак, власть надо ценить и уважать. МЫ же демократы, ха-ха-ха! Мы за порядок. Если народ любит Деда[430], зачем его дискредитировать, ха-ха-ха. Подумай, это же важно для всех! Да ты вообще мог бы с ним подружиться, поработать, тебе же нужна слава, ха-ха-ха!

Филиппов смеялся как настоящий сибирский барин: толстый, румяный, сытый и всегда довольный собой.

— И не смотри, что он ушлепок, там такой и нужен!

Я правильно понимал, кем были эти «МЫ», учитывая дружбу моего собеседника с Андроповым, который читал ему по вечерам стихи на скромной эстонской даче, симпатию к нему Черномырдина, но лучшей визитной карточкой были охранники-спецназовцы, которых сам Дмитрий Николаевич называл «мои скобари»[431]. Псковская дивизия ГРУ охранных услуг силами личного состава диверсионно-разведывательных штурмовых групп ненужным людям не предоставляла. И я понимал, что человек-кабанчик, за которого просил Филиппов, естественно, не просто так возник на ровном месте и является продуктом Конторы. Но чтобы сконцентрировать потоки криминальных денег в одно русло и решить этот вопрос на самом верху?! Мне такая простая мысль в голову не приходила.

Это была зима 1994 года. Только что прошли выборы в новую Госдуму. Самый лучший результат — двадцать два процента голосов — получила ЛДПР[432]. Это вызвало шок. Кто-то из моих операторов сказал в курилке:

— Пойду записываться в либерал-демократы.

Никто не улыбнулся, но все отодвинулись. Подобная шутка могла вызвать только омерзение. Курчавый вождь ЛДПР обла дал гнусавым голосом, манерами похотливого енота, развязностью провинциальной вокзальной проститутки после стакана портвейна и внешностью подмастерья жмеринского портняжки. Его старались не пускать в Петербург. Когда помощники звонили Собчаку и требовали предоставить видному политику машину для поездок по городу, Анатолий Александрович лаконично отвечал: «Пусть ловит такси». Отели отказывались селить его свиту, а гаишники — предоставлять сопровождение. И естественно, даже мысли не было дать ему эфир на телевидении. Все просто бойкотировали Жириновского. В Петербурге не было никакой ячейки ЛДПР. В те годы из города еще не до конца выветрились понятия достоинства. Жириновский казался случайным клоуном, о котором все забудут через пару лет, с которым никто не станет иметь дела, и вообще ошибкой природы. Ну вот вылез чувак с какими-то бредовыми заявлениями: «Мы сапоги будем мыть в Индийском океане, мы великая нация, Россия — превыше всего!» — ну и сорвал какие-то аплодисменты. Ну постебались, выбрали. В Италии вообще Чиччолину[433] выбирали депутатом, я даже в Риме с ней шампанское пил на съезде Радикальной партии. Мало ли какие фрики появляются из коллективного бессознательного на исторических переломах!

Но я согласился. Филиппов заставил меня взглянуть на Жириновского по-другому. И через неделю, ночью (чтобы соблюсти секретность) в мою студию на Каменноостровский приехал сын юриста[434]. Студия была на «Ленфильме». И бабушка-вахтерша на главном входе совершенно не удивилась. Ну массовка, что такого-то? А вот я был ошарашен. Жириновский приехал со свитой. С ним были человек триста. И бал у Воланда оказался просто жалкой фантазией морфиниста, реальность всегда интереснее. Они были С ОРУЖИЕМ. На «бэхах» и «мерседесах», на тонированных «девятках» и «восьмерках». Они были в ТРЕНИКАХ. И они были ЛЫСЫЕ. Я знал, конечно, имена самых ярких фигур: Пашу Кудряшова, Михаила Глущенко, Монастырского, Комарова, Ледовских, Петрова[435]. Но тут такая честь: весь цвет питерской криминальной утробы явился лично, чтобы сыграть свиту. Я сразу вспомнил Окуджаву: «Следом дуэлянты, флигель-адъютанты. Блещут эполеты…» Вместо