я заслужил, — шепнул он.
Нет! Он еще и провоцирует! Откуда это смирение?! Зачем оно сейчас?!
— Не говори ерунды! — вспыхнула я и хотела было его отчитать, но повозка покачнулась, начиная путь. Пришлось потрудиться, чтобы не упасть, и покрепче вжаться в сидение. Это, наверное, смешно, беречь себя от синячков в последние минуты жизни. Но такова уж наша суть.
— Мне жаль, что сам не могу тебя защитить, — выдал Тьюдо, выводя меня из себя еще больше.
— Тьюдо! — зарычала я, а ему хоть бы что. Так и смотрит на меня, как на глупую девчонку. Девчонку, которая, на минуточку, оказалась драконом. И у нее теперь светятся ореховые глаза. И он это видит, но вовсе не пугается. Восхищается что ли?
В нем нет больше того наставника, нет того взрослого пугающего мужчины, он такой же, как и я, немногим старше, несчастный страж, сумевший по глупости дать клятву покойному королю. Сколько раз ты пожалел о ней, Тьюдо? Мог ведь жить нормально, не тоскаться со мной.
— Не надо мокрых глаз, — попросил он тихим шёпотом.
— А то в первый раз видишь!
— И всякий раз чувствую за это вину, — объяснился Тьюдо. — Прости, что не смог дать тебе лучшей жизни. Я бы хотел, но Када….
— Плевать на нее, — отвернулась я. — Она не только мою жизнь испортила, но и твою, заставив нянькаться со мной.
— Да, я считал это проклятием, — усмехнулся Тьюдо. — Смотреть, как ты растешь безмолвным Зеркалом было непросто. Особенно если знать, что твориться в твоей голове.
— И что там творилось?
— То, что даже Жако не смог исправить. А ты хорошо его провела. Вся в своего отца, — усмехнулся Тьюдо. Он сейчас себя так странно непринуждённо вел.
Должно быть, это приближение скорой смерти выветрило из него всю напускную строгость и деловитость, оставив простого мага. Думаю, если бы мы встретились где-то на улице вот так, то смогли бы стать друзьями, даже несмотря на то, что Тьюдо лет на семь, а то и больше, старше меня.
— Если бы я мог все исправить, то предпочел бы стать тебе другом, а не надзирателем, — вдруг признался он, будто опять мои мысли прочел.
— Ты и так им стал, — заверила я, прекрасно помня, как этот каменный страж ломался по кускам, отрекаясь от правил, и вставая на мою сторону. Это много стоит, нужно признать. — Я и не знала, что в твоей груди живет настоящее сердце.
— И много ты так и не узнаешь, — заверил он, и этот взгляд, точно прощальный, сорвал последние замки, сдерживающие мои слезы. Я зарыдала. Да так, что не могла даже дышать. Боль трепала душу, выворачивая ее наизнанку.
— Не плачь, — шептал Тьюдо, и мне хотелось его за это стукнуть. Как тут не плакать? Но стукнуть я так и не смогла, припала к нему, как к старшему брату и заревела на груди, цеплялась дрожащими пальцами в сырую мятую рубашку. Слышала грохот сердца и изнемогала от мысли, что совсем скоро оно остановится. Навсегда.
— Плачь, — шепнул он, приложив щетинистую щеку к моей голове, и погладил отягощенной путами крепкой рукой по волосам, как маленькую девочку. — Плачь, пока не станет легче.
Глава 34. Суд
С тех пор, как мы прибыли в королевский замок, я больше не видела Тьюдо.
В темнице, куда меня разместили, не было окна, и я не ориентировалась во времени. День путался с ночью, бесконечные вопросы аншефа изнемождали, но его останавливали свои же, что-то шепча на ухо. А после того, как мне дали зелье правды, я и вовсе потеряла счет времени.
Пришла в себя уже в камере, когда принесли еду, но даже не попробовав ее, тут же провалилась в глубокий, чёрный сон, который развеялся от лязга решетки.
Мне не говорили, куда ведут. Но темные коридоры закончились, и в привыкшие ко мраку глаза ударил яркий солнечный свет.
Небесное светило было в зените. Я узнала стены, колонны, картины, ступени, а затем и те белые двери, порог которых некогда переступала, прикидываясь инзанийской принцессой.
Теперь же шла преступницей, пленницей.
Парадокс, но сегодня я не испытывала того страха, что терзал меня прежде. Может быть, уже смирилась с участью или же просто всегда знала, что рано или поздно судный час настанет.
Аншеф лично перехватил меня у стражей, оставшихся у дверей, ввел в зал, заполненный десятком драконов, и резким нажимом на плечи, вынудил встать на колени.
— Полегче, аншеф! — раздался голос ректора. Не удивительно, что я не заметила его среди десятков лиц. Хотя, я на них даже не смотрела. А вот теперь захотелось.
Особенно глянуть правее, откуда шла уже знакомая энергия. Эмбер и Дарко с полным составом семейства!
Нет. На них смотреть не буду. И разбирать их эмоции тоже сейчас не хочу. Мне нужно быть собранной.
— Его Величество король Эдэрха Тарз II! — объявил глашатай, и подданые тут же склонили голову. Меня же аншеф едва не ткнул носом в мраморный пол. Холодный. Но эта меньшая из моих проблем.
— К чему эта чрезмерная жестокость, мой друг? — обратился король, и аншеф, ожидавший скорее похвалу за свою рьяную службу, нежели замечание, захлопал крохотными глазками и посторонился на пол шага.
Святая Инея, если еще когда-нибудь я обращусь в дракона, то это чучело первым зажарю!
— Поднимись с колен, — велел мне король, и послушно повиновалась его приказу. — Посмотри на меня.
И с этим у меня не было проблем. Я знала, как нужно смотреть на тех, от кого зависит моя жизнь. Покорно, смиренно, учтиво и… смело. Ведь мы на драконьей земле, где трусость и слабость не в почете. К ни го ед . нет
Король едва заметно усмехнулся уголками тонких губ, виднеющимися из-под густых усов.
— Так вот как выглядит наш золотой дракон, — протянул он, что-то прокручивая в голове, а затем велел. — Снимите путы.
— Что?! — едва слышно захлебнулся возмущеньем аншеф и кинул взгляд в зеленоглазого советника.
— Ваше Величество! К чему такой риск? — залепетал тот.
— Ангус, — одним лишь словом и взглядом Его Величество заткнул за пояс советника, а затем повторил. — Снимите путы.
И они слетели, а вмести с ними развеялась усталость, окутывавшая мое тело все это время, я едва не запорхала на месте, втянула в себя воздух свободы, ощутила вернувшись магию. Исцелилась духовно!
— Обратись, — прозвучала следующая воля короля.
— Здесь? — едва не выпалила я по глупости. Но вовремя себя одёрнула. Конечно, здесь, однако….
— Прошу прощения у Вашего Величества, я не знаю, как это работает, — призналась я, старясь