Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
Максим Горький поступил монументально: посвятил Муре главное произведение своей жизни – эпопею «Жизнь Клима Самгина», где этот женский образ поделен между несколькими героинями, потому что в одну никак не вмещался.
Лучше всех, вероятно, разобралась в Марии Будберг ее младшая подруга Нина Берберова, которая тоже была заворожена сим непостижимым сфинксом. «По сравнению с ней я муравей, – писала эта умнейшая и тоже вполне металлическая женщина, – а она не муравей и никогда не будет им, она ястреб, она леопард». «Ее увлечения не были изувечены ни нравственными соображениями, ни притворным целомудрием, ни бытовыми табу. Она была свободна задолго до „женского освобождения“».
В средние века Муру, наверное, сожгли бы на костре как ведьму, насылающую чары. Хотя нет. Она влюбила бы в себя главного инквизитора, и он выпустил бы ее на волю.
Интересные мужчины: Локкарт, Петерс, Горький[109]
Все признают, что фотографии не передавали Муриного очарования – и понятно почему. Камеру не одурманишь, она бесстрастно показывает то, что есть. Точно с таким же недоумением смотришь на снимки другой роковой женщины – Лили Брик. Как известно, красота во взоре смотрящего.
Пожалуй, Мура была даже комична.
Она много ела, неряшливо одевалась, ужасно любила сплетничать. По-английски изъяснялась с чудовищным русским акцентом, а по-русски – с английским, и очень странно. «Я называю лопату лопатой», – говорила она вместо «я называю вещи своими именами». «Эта фильма бежит уже третий месяц». «У вас сейчас происходит дурная погода». Но разговор ее был так естественен и свободен, что скоро всем – и русским, и британцам – начинало казаться: это и есть правильная речь.
Мария Игнатьевна была какая-то феноменальная лгунья. Она рассказывала про себя всякие небылицы, постоянно врала, а будучи уличенной, нисколько не тушевалась. Это тоже своего рода дар.
Разобраться в клубке выдумок и лжи, который она много лет плела, не так-то просто. Если Мура лгала, чтобы спрятать некую опасную правду, это отлично удалось.
Вот то немногое, что про эту женщину известно с большей или меньшей достоверностью.
Она родилась в 1892 году (кажется). Была замужем за дипломатом Бенкендорфом (но не графом, как она потом утверждала). Мужа убили крестьяне в 1917 году. При большевиках в питерскую квартиру Муры вселился комитет бедноты, и молодая вдова прилепилась к Локкарту, дипломатическому представителю Форин-офиса. Локкарт пробовал интриговать против советской власти, но кто-то его выдал и передал ключ от шифра чекистам. Доступа к коду не имел никто кроме самого Локкарта и его возлюбленной, но любопытно, что, теряясь в догадках, он так ее и не заподозрил. Притом что Муру чудодейственно отпустили из тюрьмы – в самый разгар «красного террора». Умному Локкарту это странным не показалось.
Потом Мария Игнатьевна попала в ближайшее окружение Максима Горького. В 1921 году она была схвачена при попытке уйти из Совдепии по льду Финского залива, но ее не расстреляли, как других, а опять отпустили. Более того – чудо из чудес – сам Дзержинский позволил ей уехать за границу. Неромантичные эстонцы сразу арестовали путешественницу как красную шпионку. Но скоро выпустили. Муру всегда и отовсюду выпускали.
Фиктивно выйдя за барона Будберга (это был какой-то проходимец, впоследствии сгинувший в Южной Америке), Мария Игнатьевна наконец стала настоящей титулованной особой. Баронесса жила в Италии у Горького (и с Горьким), но периодически куда-то исчезала. Когда Алексея Максимовича уговорили вернуться на социалистическую родину, Мура предпочла остаться в Европе.
Выяснилось, что она уже несколько лет состоит в любовной связи с другим, еще более знаменитым писателем – Гербертом Уэллсом. Переехав в Англию, Мура стала его невенчанной женой и находилась близ классика до конца его дней. А потом прожила еще много лет и скончалась только в 1974 году, уничтожив перед смертью все свои бумаги.
Считается более или менее установленным, что Мария Будберг была советским агентом, выполнившим ряд заданий, которые требовали сугубой деликатности. Вероятно, она «пасла» Горького и докладывала обо всех его посетителях, контактах и планах. Вероятно, она же подготовила и срежиссировала пропагандистски важное возвращение «буревестника революции» в СССР. Уже не вероятно, а совершенно точно, что она доставила Сталину личный архив Горького, для чего на границу был выслан персональный вагон. Берберова пишет, что в этом архиве содержались документы, которые понадобились вождю народов для подготовки московских процессов 1936–1937 годов.
С Уэллсом «железная женщина» Иосифу Виссарионовичу тоже очень помогла, но об этом чуть ниже. Сначала про самого Уэллса.
В период между мировыми войнами он был Очень Важной Персоной. Причем в отличие от Горького, персоной не национального, а планетарного значения. В 1933 году Уэллс возглавил международный ПЕН-клуб. В эпоху, когда писатели были властителями дум, это много значило. К тому времени мир уже лет сорок зачитывался романами великого фантаста.
Во многих из них предсказывалось будущее планеты. Некоторые прогнозы, казавшиеся невероятными, впоследствии осуществились. Улицы действительно наполнились керосинками на четырех колесах. Произошла (о ужас!) сексуальная революция. Клерки – невероятно – переселились из центральных районов на окраины. Возникла «Перманентная мировая энциклопедия» – Вики.
Но автор сулил и грядущие ужасы: тоталитарные режимы, разрушительные войны, ядерную бомбу. В предисловии к пророческому роману «Воздушная война», написанному в невинном 1907 году, когда по небу еще летали безобидные полотняные этажерки, Уэллс попросил высечь на его могиле эпитафию «Ведь я вас предупреждал, чертовы идиоты». (Хорошо, что могилы у писателя нет – его пепел развеяли над морем).
Но Уэллс пугал читателей будущим не для того, чтобы они отчаялись. Он надеялся, что, осознав угрозу, нависшую над планетой, люди образумятся и станут умнее, добрее, дальновидней. Ему рисовалось некое милое, человечное общежитие – социалистическое, но не диктаторское, дисциплинированное, но свободное. Эйч-Джи (И. С.), как его называли друзья, писал об этом статьи и читал лекции. Окружающие умилялись: вот ведь фантаст! Или бесились: вот ведь вредитель! В нацистской Германии, например, книги Уэллса сожгли на берлинской площади – наивысший комплимент для литератора.
Мальчик Берти Уэллс получился таким выдумщиком, потому что в восьмилетнем возрасте после тяжелого перелома несколько месяцев не бегал-прыгал, а читал книжки и мечтал – больше заняться было нечем. На всю жизнь он проникся, по его собственным словам, «интересом к другим мирам и жизням». (В самом начале самоучителя, в предисловии, я говорил, что это и есть главный двигатель писательства).
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
