- Не невеста?
- Упаси меня господь, - ответил Михаэль. - Нет.
- Она была у тебя дома.
- Она заехала за моими вещами, всего лишь дружеская услуга.
- Она была в тапочках, - голос, помимо ее желания, звучал обвинительно.
- Тапочках? - не понял Михаэль.
- Да, в женских тапочках.
- Не знаю, у меня нет никаких женских тапочек.
- Но на ней были.
- Это так важно?
- У меня в твоем доме не было тапочек.
- Купим, - твердо пообещал Михаэль. - Вот прилетишь, а они стоят в коридоре, тебя ждут. И я вместе с ними.
- В коридоре? - она позволила себе иронию.
- Нет, у меня не хватит терпения ждать тебя в коридоре. Я буду встречать в аэропорту.
- Она выпроводила меня из твоего дома и сумку с вещами отдала.
- Сумку? Твою сумку?
- Только не говори, что ты этого даже не заметил!
- Ты думаешь, я сплю твоей сумкой?
- Там были все мои вещи, даже зубная щетка.
- Да, я все собрал. Зубную щетку положил, когда вернулся из Москвы и решил, что между нами все кончено.
- Помогло?
- Нет, не помогло. Я убрал твою сумку в шкаф, но легче мне от этого не стало. Почему ты уехала, не попрощавшись? Не оставив номера телефона?
- Про телефон я просто забыла, - пояснила Мишель. - Понимаешь, позвонила Настя, сказала, что Виннер лежит в больнице с пневмонией, на ИВЛ. Я безумно испугалась. Металась по дому, искала лист бумаги и ручку, чтобы написать тебе записку. Не нашла и написала помадой самое важное. Только в Москве поняла, как сглупила. Я даже фамилии твоей не знала. Ни фамилии, ни адреса, ни телефона. Павел болел, я каждый день ездила к нему. Мне все казалось, что это вот-вот закончится, и я смогу вернуться. Но ничего не заканчивалось. Меня засасывало какое-то болото, никак не могла из него выбраться. А потом Павел предложил вновь быть вместе, а услышав, что я этого не хочу, признался, что ты приезжал. Господи, я чуть с ума не сошла, когда слушала, что он тебе наговорил! Как только смогла вырваться с работы, полетела к тебе, а там женщина. Молодая, красивая. Говорит, что твоя невеста. Что у вас свадьба в мае.
- Почему ты не дождалась меня?
- Дождалась. Я видела, как вы целовались у машины, а потом уехали.
- Мы не целовались. Эта пьяная дура повисла на мне. Пришлось везти ее к брату.
- Я ждала тебя всю ночь, сидя под дверью.
У Михаэля вытянулось лицо.
- Где?
- В подъезде твоего дома. Всю ночь.
- Вот я дурак! - он схватился за голову. - Я выпил рюмку и завалился спать.
- Где?
- У Андреаса, где же еще. Привез эту малахольную, сдал с рук на руки. Он ее запер в спальне и предложил по пятьдесят грамм коньяка. Я отказывался, собирался домой. А потом махнул рукой. Кто меня дома ждет? Никто. Так какая разница, где спать?
- Я тебя ждала.
- Клянусь, буду ночевать только дома, - торжественно пообещал Михаэль.
- Клянусь всегда быть на связи, - в свою очередь дала слово Мишель.
- Ловлю тебя на слове, - он погрозил ей пальцем.
Они замолчали, жадно разглядывая друг друга. Их тянуло друг к другу, как магнитом. Медлили, словно никак не могли решиться. Поверить, что наконец-то встретились. И никуда не надо спешить, и нет никого между ними. Хотелось дотронуться. Прижаться губами. Ощутить такое родное тело. Но никто не решался сделать первый шаг.
Мишель не выдержала первой.
- Можно я тебя поцелую? - спросила чуть слышно.
Но Михаэль услышал. Или предугадал? Не стал отвечать. Просто потянулся ей навстречу.
26
Четыре дня вместе, под одной крышей.
Конечно, Мишель нужно было ходить на работу. Каждое утро Михаэль отвозил ее в больницу, сидя за рулем арендованного ею японца, а по вечерам забирал. Пока она вела прием или оперировала, Михаэль ждал ее дома. Он готовил ужин или работал, лежа на кровати. Иногда читал. Мишель было подумала, что ему скучно и предложила прогуляться, на что Михаэль честно ответил, что гулять без нее ему совершенно неинтересно. Поэтому они гуляли, когда она заканчивала смену. Один раз Мишель отвезла его в бухту Нагаева и показала памятник Высоцкому, у которого еще недавно, весной, предавалась горьким раздумьям.
Сейчас, после того, как они с Михаэлем поговорили, все уже виделось по-другому, и Мишель только грустно улыбалась, не переставая дивиться собственной глупости и наивности.
А еще у них были ночи. Совершенно безумные ночи, полные страсти, любви и нежности. Мишель уже начинало казаться, что других ночей у нее не было, она с трудом представляла себе, как будет обходится без своего трубочиста. А ведь у них было всего четыре дня, и они подошли к концу.
- Нам надо что-то решать, - сказал Михаэль, когда они завтракали и пили свой последний, четвёртый по счету утренний кофе.
Мишель не стала делать вид, что не поняла, о чем он.
- Надо. Только я не знаю, что решать.
- Тебе надо подумать?
- И тебе, - отозвалась она.
- Знаешь, я для себя все уже решил.
Очень хотелось спросить, но Мишель неожиданно застеснялась. Ведь спрашивать, что-то уточнять, это словно навязывается. Нет уж, Мишель будет консервативна - если Михаэлю есть что ей предложить, пусть предлагает.
- Я хочу быть с тобой, Миша, - волнуясь, и от того слегка коверкая русские слова, сказал он. - Но понимаю, что у тебя своя жизнь. Поэтому ты подумай, и мы обязательно все решим, когда увидимся вновь.
- Я прилечу, - твердо пообещала ему Мишель. - Договорюсь об отпуске и прилечу к тебе.
- Я буду ждать.
- Не знаю, когда меня отпустят. Подождешь?
Вместо ответа, он притянул Мишель к себе и крепко поцеловал. Так крепко и так сладко, что у нее закружилась голова и задрожали коленки. Мучительно захотелось повиснуть на нем, продлить это мгновение, но рассудок твердил, что они рискуют опоздать в аэропорт. Но, может, это и к лучшему? Пусть останется еще хоть на один день. Пусть побудет с ней еще немного.
Мишель всегда считала себе неспособной на такие сильные чувства и эмоции. Другие, но не она, сходили с ума от любви. Она думала, что ее удел это спокойные, уравновешенные отношения. А вот сейчас она смотрит на Михаэля, и сердце разрывается от тоски, а разум пытается придумать, как бы остаться с ним еще хоть на пару дней.
- Но я прилечу при первой же возможности.
- Конечно.Ты только не переживай.
