После обеда Саладин принимал гонцов. Он придумал это сам: посылать к назначенным им эмирам и бекам опытных и толковых людей с пустяковыми поручениями. Гонцам было велено жить несколько дней при дворе местного правителя, заводить знакомства, шататься по базарам, разговаривая с купцами и слугами, собирать слухи, наветы и сплетни. Разумеется, Саладин держал осведомителей при дворах вассалов. Но осведомителя могли купить, он мог проникнуться симпатией к правителю, за которым ему поручили шпионить, в конце концов, осведомитель мог просто не придать значение слуху, важному для султана, и умолчать. Саладин быстро убедился, насколько полезной оказалась его придумка. Гонцы помогли ему раскрыть несколько заговоров, незначительных, но от этого не менее неприятных; но, главное, они позволяли узнать, как эмиры и беки управляют своими землями. Эмир мог обманывать султана и своих приближенных, но базар на Востоке не обманешь. Здесь знают все. И готовы делиться тайной, если спрашивает добрый человек, который к тому же любезен и щедр.
В этот день Саладин с братом приняли троих гонцов. Вести были хорошими: эмиры управляли умело. Подать собирали настойчиво, но не отягощали людей непосильными поборами, ревностно охраняли пути, заботились о скорейшем населении городов, обезлюдевших после ухода франков. Саладина позабавил рассказ сотника Абдуллы о неведомой птице с красной спиной, несколько дней летавшей над Аскалоном. Он подробно расспрашивал сотника, посмеиваясь в усы. Абдулла, уловив интерес Несравненного, приводил все новые толкования горожан о появлении странной птицы. Саладину понравилось, что эмир города не отмахнулся от базарных сплетен и велел разыскать птицу. Сотник уехал до того, как летающую диковинку обнаружили, но не сомневался, что это удастся в ближайшие дни – эмир направил на розыски много людей. Саладин мысленно похвалил себя, что не ошибся, назначив в Аскалон опытного Надира. Птица – пустяк, но при случае вредный слух может стать искрой для возмущения. В городах Сахеля оставалось много христиан, главным образом греков и армян, чьи предки жили здесь много веков. Султан запретил обижать многобожников, но эмиры могли проявить ненужную ревность в вере, творить притеснения. Если в каком-то из городов христиане возмутятся, перебьют или прогонят правоверных, это удар в спину войску. А там, гляди, появятся франки, для которых восставший город – лакомая добыча, готовая к тому же сама упасть в руки…
Когда Саладин наконец отпустил Абдуллу, щедро наградив сотника, в шатер заглянул слуга.
– Имад, эмир Эль-Кудса, прибыл по твоему повелению!
– Он знает, зачем? – тихо спросил Саладин.
– Нет, повелитель!
– Зови!
Имад, войдя, распростерся на ковре ничком, протянув руки к султану. Саладин молчал. Пауза затянулась, Аль-Адил с недоумением посмотрел на брата, но лицо султана оставалось бесстрастным. Аль-Адил притих, понимая, что эмиру придется несладко. Видимо, понял это и сам Имад: он лежал, не шевелясь, чутко ловя ушами каждый шорох.
– Сядь! – наконец промолвил султан.
Имад поднялся и сел там же, где лежал; к подушкам, лежавшим неподалеку, даже побоялся прикоснуться.
– Говори! – велел Саладин.
Аль-Адил внутренне сжался – султан не спросил о здоровье Имада. Приличия требовали поинтересоваться, тяжела ли была дорога к войску, как чувствуют себя родные гостя, здоровы ли его лошади. Правда, султан на войне мог забыть о лошадях и дороге, но о здоровье справлялся всегда. В этот раз Саладин не спросил, и это означало одно: здоровье Имаду больше не понадобится.
Эмир это тоже понял. Поэтому говорил, постоянно облизывая сухие губы, каждое мгновение ожидая, что его прервут. Но Саладин молчал, внимая, и Имад говорил долго. Слушая его рассказ, Аль-Адил не понимал, чем эмир прогневал султана. В Эль-Кудс, отбитый у многобожников всего два месяца тому, приходили новые жители, восстановилась торговля, и даже подати в казну нового повелителя Сахеля собирались исправно.
– Ты все сказал? – спросил Саладин, когда Имад смолк.
– Да, Несравненный! – подтвердил эмир.
– Почему ты молчишь о Зародьяре, Роджере из Маргата, который приезжал в Эль-Кудс?
Аль-Адил вздохнул: если Имад знал о приезде заклятого врага Саладина и беспрепятственно позволил тому уехать, то казнь эмиру назначат ужасную. "Неужели измена? – подумал младший брат султана. – Зародьяр купил Имада? Не могу поверить!"
– Когда мне о том донесли, Волк Пустыни день как уехал, – торопливо сказал Имад, мгновенно поняв причину султанского гнева. – Я немедленно послал вслед сотника Юсуфа и полсотни конников. Кроме того, отправил сотню под началом евнуха Ярукташа наперехват. Зародьяр по пути из Эль-Кудса убил моего младшего брата, Селима, я поклялся отомстить.
– Зачем франк приезжал в Эль-Кудс?
– Мой евнух Ярукташ уверен, что Зародьяр забрал казну ордена, спрятанную в подвале госпиталя. Волк Пустыни уехал с повозкой, страже у ворот показал фирман Несравненного на беспрепятственный проезд по землям Сахеля.
– Мой фирман? – удивился Саладин.
– На пергаменте стояло имя барона д'Оберона.
Саладин задумался. Аль-Адил мысленно похвалил Имада. Одно дело, когда Зародьяра в Эль-Кудсе просмотрели стражники эмира, другое – когда в руках франка был фирман Несравненного.
– Значит, д'Оберон мертв, – сказал Саладин после короткого молчания. – Живым он пергамент не отдал бы. Скажи! – вновь обратился он к Имаду. – Твои люди настигли франка?
– Я не успел получить вестей от них.
– Получишь сейчас.
Саладин хлопнул в ладоши. В шатер вошел молодой мамлюк в потертой одежде и распростерся на ковре. Султан знаком велел ему сесть. Воин пристроился неподалеку от эмира и настороженно посмотрел сначала на султана, затем на Имада.
– Ты знаешь его?
Имад внимательно посмотрел на мамлюка и кивнул:
– Видел. Он из сотни Ярукташа. Его зовут Фархад.
Аль-Адил еще раз мысленно восхвалил Имада. Эмир, который знает своих воинов по именам, заслуживает снисхождения.
– Расскажи эмиру, что говорил мне! – велел Саладин Фархаду.
– Многобожники убили сотника Юсуфа и всех его людей, – начал гонец, облизывая губы. – Они убили почти всех воинов Ярукташа, а самого евнуха взяли в плен…
– Франков было всего десять! – вскричал Имад.
– Юсуфа и его полусотню перерезали ночью сонными, а Ярукташа с ждала засада в Масличном ущелье. Франков там было много…
– Почему же ты уцелел?! Бежал? – возопил Имад, хватая Фархада за халат, но тут же отпустил, уловил бешеный взгляд султана.
– Я принес Ярукташу весть о гибели Юсуфа и о том, куда движутся франки. Я не спал две ночи, и господин велел мне отдохнуть, – заторопился Фархад, поправляя одежду. – Когда я проснулся, битва в Масличном ущелье уже заканчивалась. Я поскакал туда и увидел, как франки вяжут пленных… Их было много. Я решил, что полезнее будет сообщить обо всем Несравненному, поэтому не стал нападать на многобожников, а проследил за ними…
