В салон влетели холод и снег. Голос инспектора, пока тот представлялся и что-то говорил ошалевшему Андрею, тонул в шуме ветра и большого города.
— Что? — выдохнул тот, глотая звуки. — Документы? У меня…
— Как вас зовут?
Андрей растерянно смотрел на него, от шока и страха забыв новое имя. Если он продолжит смотреть на инспектора, как баран на новые ворота, все закончится плохо.
— У меня схватки! — крикнула я.
Инспектор заглянул в салон, игнорируя съеженного, перенапряженного Андрея, ощерившегося, как волк в ловчей яме.
У него оказалось молодое, слегка красное от холода лицо.
— Что вы сказали?
Неужели не видно, что я сказала?!
Я зажмурилась от нового приступа боли. Закутанная в пальто, я лежала на заднем сиденье, животом вверх и держалась за него ладонью.
— Моя жена… Она рожает, — промямлил Андрей. — Документы…
Наконец, он вынул руку из-под полы. Отогнул козырек и протянул водительские права. Тот едва на них взглянул.
— На дорогах пробки, я торопился… У нее воды отошли, — с каждым словом получалось четче.
Андрей бледный, перепуганный, еле глотает и говорит, но, инспектор вел себя спокойно, списав на нервяк из-за родов.
— Куда едете?
— В военный госпиталь… Я служил. Она там рожает.
Тот что-то заговорил в рацию, дождался ответ, и вновь заглянул в салон, где меня корежило от схватки.
— Не волнуйтесь, мы доставим вас в роддом, — он что-то еще сказал Андрею, но мне было не до этого.
Я пыталась дышать.
Малышка настойчиво просилась на свет — кто бы знал, как это больно.
Патрульный направился обратно к машине.
Андрей обернулся, тяжело дыша открытым ртом. Нас пронесло в миллиметре от края, но он как будто в это не верил. Уставился на дорогу позади нас. Взгляд рыскал по обочине — искал погоню. Но кто бы это ни был, полиция их спугнула.
— Ты как? — с облегчением, словно гора свалилась с плеч, спросил он.
Я тихо застонала в ответ.
— Скоро будем в больнице, — успокоившись, он снова повернулся к дороге, где сквозь метель мигали проблесковые маячки, и положил руку на руль.
Когда патрульная машина оторвалась от обочины, Андрей плавно влился за ней в поток.
Он вновь кому-то звонил — и ему ответили.
— Наконец-то, — выдохнул он в трубку. — Мы едем. У Лены отошли воды.
Вслед за машиной ДПС он прокладывал путь через пробки, пока меня трясло на заднем сиденье. Я расслабилась. Все хорошо. Будет врач. Рожать, наверное, придется без анестезии… Ну и что. Зато скоро увижу дочку.
Мы добирались целую вечность.
Патрульная машина остановилась напротив госпиталя, а Андрей загнал машину на парковку, и торопливо выбрался наружу.
— Андрей, — я привстала, собираясь обхватить его за плечи и выбраться из машины, но он поднял меня на руки и повернулся спиной к ветру, защищая от непогоды.
Я уткнулась лицом в холодное пальто, и слабо прошептала:
— Пакет…
Андрей забрал его из салона.
К нам подошел инспектор, предлагая помощь, Андрей отнекивался. Он запер машину и на руках отнес меня за ограду.
Сквозь смерзшиеся ресницы я наблюдала, ДПСник вернулся в машину, но не уехал. Проблесковые маячки мигали сквозь метель.
Андрей направился к главному корпусу, но быстро свернул в сторону. Он нес меня долго, даже показалось, что мы покидаем территорию госпиталя.
Неожиданно из снежного месива выплыл темный силуэт дома. Ни одного огонька. Андрей взобрался на крыльцо, своим ключом отпер двойные двери и внес меня внутрь.
Темно.
Глаза быстро привыкли — мы оказались в длинном коридоре с высоченными потолками. Слева высокие окна, а справа ряд старинных дверей, выкрашенных белой краской. Страшно, как в фильмах ужасов про больницы. Значит, я рожаю в военном госпитале, только тайно. Какой-то обособленный корпус, закрытый на ремонт или что-то вроде — в отделении кроме нас никого не было.
Корпус выглядел так, словно здесь лечили в пятидесятые.
Я доковыляла до окна, пока Андрей тщательно запирал за нами.
Окна выходили во дворик, а за ним — еще одна темная громада дома. Во дворе, за беснующейся метелью угадывались елочки и старый фонтан, заваленный снегом.
Андрей, оставляя в коридоре следы снега, отпер противоположную дверь, стеклянную и занавешенную простыней.
— Иди сюда, — внутри не было окон, и он включил лампу на столе.
Из мебели кушетка, стол и медицинский стеллаж в углу. На столе стояли уже знакомый мне аппарат УЗИ, и еще какое-то оборудование. В углу — капельница.
Андрей уложил меня на кушетку и расстегнул молнии на сапогах.
— Продрогла? — ласково спросил он. — Коля скоро приедет, все будет хорошо, Лен. Здесь все, что нужно. Он примет роды.
Я сама видела, что шкафы забиты — медикаментами, и прочей всячиной. Николай Александрович предусмотрел все.
Андрей помог снять пальто — в отделении было тепло. Колготки промокли от вод и снега, я стащила их, но оставила теплое платье. Андрей укрыл меня пальто сверху. Наконец, смог присесть, и улыбнулся, сжав мою руку.
У него был теплый, успокаивающий взгляд. Пальцы холодные, а когда мы переплели их, Андрей поднес ко рту и выдохнул на кисть, грея.
Снова пришла схватка, и я изо всех сил сжала руку.
— Лена… — он наклонился, целуя меня в лоб.
То ли не понимал, что мне сейчас не до этого, то ли жалел, видя, как я мучаюсь.
Впереди ждала долгая ночь.
Глава 42Андрей снял пальто, через голову стащил свитер, в котором ходил утром, и остался в черной футболке. Вытащил из-за ремня пистолет и положил на стол.
Я лежала полубоком, подогнув ноги. Пригрелась под пальто. В больнице, после погони и нервов, стало спокойнее. Я смогла посчитать схватки — регулярные, но между ними было минут десять.
Мучиться долго.
Пережидала их с закрытыми глазами. Андрей ждал на стуле напротив, накрыв рот ладонями, сложенными лодочкой. Неподвижный и терпеливый. Взгляд устремлен вникуда.
Наверное, как и я ошарашен, что скоро на свет появится его дочь.
— Не думал, что все начнется сегодня, — сказал Андрей в пустоту.
Опустил руки, откидываясь на спинку стула. У него были усталые глаза.
— И я не думала, — улыбнулась я, и зажмурилась. — Ой, снова…
Он пересел обратно, и я первой схватила его за руку.
