Стыдно ему. Ему стыдно.
– Ты просто дай мне жить своей жизнью, – говорю я, смаргивая слезы. Но на их место тут же набегают новые и текут по щекам.
– А я буду жить своей, да?
Голос Дэнни звучит гулко и сипло. Он отпускает лямку моего рюкзака, и я по инерции отступаю назад.
– Не знаю, – бормочу я. – Я не знаю, какая у тебя жизнь.
Мне хочется уйти от него как можно дальше. Я могла бы прямо сейчас убежать. Но я не убегаю. Не могу. Дэнни закрывает лицо ладонью, а когда опускает руку, все его лицо в красных пятнах.
– Моя жизнь, – говорит он, глядя себе под ноги, – вот какая: каждое утро я просыпаюсь и жалею о том, что в тот день не прыгнул в воду и не нашел тело твоего брата, чтобы вы все могли с ним попрощаться.
Я невольно охаю. Я-то думала, что Дэнни скажет, что жалеет о том, что не смог помешать роману своего отца и моей матери, а еще о том, что мог бы не дать Эдди утонуть. Но, обдумывая его слова, я понимаю, что как раз об этом он сожалеть не может, потому что в тот день он опоздал. Он не мог спасти моего брата, не мог вмешаться в отношения отца с моей мамой. Дэнни смотрит на меня, и я наконец вижу то, чего не видела раньше. Вовсе не с жалостью он смотрел на меня все это время, а с сожалением, с чувством вины, страхом и тоской. Настало время мне раскрыть глаза и увидеть все и всех вокруг себя.
– И ты меня прости, – шепчу я.
Дэнни выпрямляется во весь рост, и мне приходится запрокинуть голову, чтобы посмотреть ему в глаза.
– Надо мне было получше постараться, чтобы ты с Тэем не столкнулась. Я же знал, что тебе будет плохо и больно, но позволил этому случиться.
Теперь мы врозь, и больнее не бывает, но говорить об этом не стоит.
– Он уехал в Дорни, к матери? – спрашиваю я.
– Да. Он не в лучшей форме.
Хочется спросить у Дэнни, что он имеет в виду, но слова застревают в глотке. Я спрашиваю про Мика.
– Отец уехал в Сент-Лусию на сезон дайвинга. Проводит там какие-то инструктажи.
– Вернется? – спрашиваю я.
– Хорошо бы. Не могу же я один управляться с этой школой дайвинга всю жизнь. Но ему надо было место сменить, это я понимаю.
Я киваю. Наверняка мама хотела бы с Миком словом перемолвиться. И… я по нему скучаю.
– А мы на следующей неделе собираемся сплавать к тому затонувшему кораблю, в Лоссимут, – сообщает Дэнни. – Хочешь с нами?
Я к воде не подходила после своего «суицидального» погружения.
– Даже не знаю… – растерянно отзываюсь я. – Я так глубоко не могу опуститься.
– Да и не надо тебе так глубоко погружаться. Правда, до дна там сорок три метра, но корабль большой. Я считаю, что на такие объекты вообще лучше глядеть со стороны.
Может быть, он прав. А может быть, так было бы проще и легче.
– Я даже не поблагодарила тебя за то, что ты мне жизнь спас.
Дэнни хмурит брови:
– Это не я, по большому счету.
– А кто? Джоуи? В любом случае, вы оба там были.
– Практически, ты сама себя спасла. Мы только вытащили тебя из воды и отвезли домой. Ты молодец – отстегнула грузы. Но они дорогие, так что ты мне кое-что должна.
Дэнни ухмыляется, а я отчаянно пытаюсь вспомнить, как отстегивала грузы. Помню, что у меня было некое раздвоение личности – одна половина сражалась за жизнь, а вторая сдавалась, прощалась. Но я в упор не помню, как сбрасывала балласт. Видимо, это сделала моя третья половинка.
– В общем, ты подумай насчет Лоссимута. Вода там просто неземная.
– Подумаю, – обещаю я, и мне вдруг мучительно хочется вернуться в воду и ощутить открытое пространство вокруг себя, ощутить силу своих ног и давление в легких в те мгновения, когда я рвусь к поверхности.
Я думаю обо всех тех людях, которые плыли на этом обреченном корабле. Куда они направлялись, как выглядели. Что они чувствовали, когда корабль тонул. И где они теперь.
Глава седьмая
Самый ужасный сеанс семейной психотерапии – тот, во время которого я признаюсь всем в том, что это я велела Эдди плыть к дельфинам. К концу сеанса я остаюсь в кабинете психотерапевта одна. Дольше остальных задерживается мама, но потом уходит и она, чтобы найти Диллона. Я гадаю, окончательно ли теперь испорчены наши отношения.
Я говорю об этом во время моих личных встреч с психотерапевтом. Вообще, я в последнее время столько всего наговорила, что боюсь, как бы у меня голос не сорвался. Мой личный психотерапевт, которого зовут доктор Джонс, говорит мне, что для того, чтобы пережить подобные ситуации и справиться с ними, нужно время. И только он говорит мне, что, если бы я не отпустила руку Эдди, нас обоих завертело бы в водовороте.
– В прошлом у тебя были сложные отношения с отцом, потому что ты считала, что он тебя предал.
– Да.
– А теперь, когда вскрылись новые обстоятельства, ты, наверное, думаешь, что тебя предала мама?
Я киваю. Но я не могу сказать об этом словами. Мне нравится доктор Джонс. Он говорит немного, а потом дает мне возможность самой делать выводы.
– Как вы думаете, у нас когда-нибудь получится нормальная семья? – спрашиваю я.
– А какова, на твой взгляд, нормальная семья? – отвечает мне вопросом доктор Джонс.
Я молчу, потому что не знаю. Для нас нормально хранить тайны и чувствовать себя виноватыми из-за Эдди. Наверное, впервые любой из нас подумал об остальных.
Глава восьмая
В первый день нового года я беру сделанный мной парусник с верхней полки шкафа. Кораблик покрылся тонким слоем пыли. Я бережно вытираю палубу тряпочкой. Моя модель потускнела, детали слегка расшатались. Отец находит клей и подправляет дефекты.
– Пожалуй, теперь хорошо, папа.
– Да, пожалуй.
Он осторожно покачивает кораблик. Так здорово, что отец снова дома – даже при том, что он приходит только на какое-то время.
Диллон рисует на борту парусника крупными витыми буквами: «Эдди». Последнюю букву он снабжает парой завитков, а еще рисует маленького дельфина. Получается просто здорово.
Мы вчетвером стоим вокруг кораблика. Всякий, кто заглянул бы в окно нашей кухни, мог бы подумать, что мы совершаем какой-то странный ритуал. В каком-то смысле, так и есть.
– Ну вот, а теперь финальный штрих! – восклицает Диллон и порывисто наклоняется к столу. Он долго ждал этого момента.
Моторчик легко прикрепляется к модели корабля и издает тихое жужжание, когда Диллон нажимает кнопку на пульте. Он негромко смеется, радуясь тому, что моторчик работает.
Мама и Диллон не едут с нами на лодке, которую отец взял напрокат у Дэнни. Диллон говорит, что он предпочитает добраться вплавь, а мама отказывается, потому что ей страшно. Плыть Диллону она не разрешает, и они вдвоем остаются на берегу.
