Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 112
Ну, а я… Если б мне сказали, что еще год – и все, я, клянусь, просто поплыла бы в открытое море, чего тянуть-то. Но Салли… словно это подарок судьбы, а не приговор. Может, потому, что она влюбилась в Хавьера за неделю до того, как все узнала. Она ожила. Она все смакует. Говорит, что ей в голову взбредет, делает все, от чего ей хорошо. Смеется. У нее чувственная походка, чувственный голос. Бесится и швыряется чем попало, выкрикивает нехорошие слова. Маленькая Салли, всегда кроткая и пассивная, в детстве оставалась в моей тени, почти всю жизнь – в тени мужа. А теперь – сильная, ослепительная; ее энергия заразительна. К столику подходят люди поздороваться, мужчины целуют ей руку. Доктор, архитектор, вдовец.
Мехико – бескрайний мегаполис, но люди тут известны по своим “званиям”, так в деревне кузнеца зовут “Кузнецом”. Студент-медик, Судья, Виктория – Балерина, Мерседес – Красавица, бывший муж Салли – Министр. Я – “Американская Сестра”. Когда со мной здороваются, все обнимают меня, целуют в щечку.
Бывший муж Салли, Рамон, заходит выпить эспрессо, телохранители следуют за ним, как тени. Во всем кафе с грохотом отодвигаются стулья: мужчины встают пожать ему руку или darle un abrazo[176]. Теперь он член правительства от Институционно-революционной партии. Он целует меня и Салли, спрашивает Тино, как идет учеба. Тино обнимает отца на прощанье, едет в школу. Рамон смотрит на часы.
“Подожди чуточку, – говорит Салли. – Им так хочется тебя увидеть, они обязательно придут”.
Сначала приходит Виктория в трико с глубоким декольте – по дороге в балетный класс. Прическа у нее панковская, на плече – татуировка.
– Бога ради, прикройся! – говорит ее отец.
– Papi, здесь все ко мне привыкли, правда, Хулиан?
Официант Хулиан качает головой:
– Нет, mi doсa[177], каждый день ты делаешь нам новый сюрприз.
Он без заказа приносит нам всем то, что мы хотим. Салли – чай, мне – вторую чашку латте, Рамону – эспрессо, а потом латте.
Приходит Мерседес, волосы дыбом, лицо густо накрашено: сегодня она подрабатывает моделью, а потом – на съемочную площадку. В кафе все знают Викторию и Мерседес с младенчества, но все равно таращатся, потому что они такие красивые, в таких скандальных нарядах.
Рамон начинает свои обычные нотации. Мерседес снялась для мексиканского MTV в каких-то откровенных сценах. Вогнала его в краску. Он хочет, чтобы Виктория поступила в университет и устроилась работать на полставки. Она кладет ему руки на плечи:
– Послушай, Papi, зачем мне учиться, если я хочу только танцевать? И зачем мне работать, если мы такие богатые?
Рамон качает головой, но в конце концов дает ей денег – заплатить за уроки, и еще немножко – на туфли, и еще немножко – на такси, она уже опаздывает. Уходя, она машет руками всему кафе, посылая воздушные поцелуи.
Рамон ворчит: “Опаздываю!” И тоже уходит, лавируя между рук, протянутых ему для рукопожатия. Черный лимузин увозит его по проспекту Инсурхентес.
– Pues, мы наконец-то можем поесть, – говорит Мерседес. Хулиан приносит сок, фрукты и несколько порций чилакилеса[178]. – Мама, может, попробуешь что-то съесть, хоть кусочек?
Салли качает головой. Днем у нее химиотерапия, потом желудок будет не в порядке.
– Сегодня ночью я даже глаз не сомкнула! – говорит Салли. И смотрит обиженно, когда мы с Мерседес смеемся, но сама начинает смеяться, когда мы перечисляем всех, чьи визиты она проспала.
– Завтра у тети день рождения. День Роджерия! – говорит Мерседес. – Мама, а ты тоже ходила на тот благотворительный праздник в Грейндж?
– Да, но я была маленькая, всего семь лет, а Карлотте исполнилось двенадцать: праздник совпал с ее днем рождения. Тогда она и встретила Роджера. Там собрались все: взрослые и дети. Внутри Чили существовал маленький английский мирок. Англиканские церкви, английские поместья и коттеджи. Английские сады и собаки. Загородный клуб “Принц Уэльский”. Команды по регби и крикету. И, конечно, школа Грейндж. Очень хорошая школа для мальчиков, наподобие Итона.
– И в нашей школе все девочки были влюблены в мальчиков из Грейндж…
– Праздник длился весь день. Были матчи по футболу и крикету, кросс, толкание ядра и прыжки в длину. Всевозможные игры и павильоны, можно было что-то купить, чем-то перекусить.
– Гадалка, – говорю я. – Она мне сказала, что у меня будет много кавалеров и много бед.
– Это и я могла бы тебе сказать. В общем, все было совсем как на английской сельской ярмарке.
– А он был красивый?
– Лицо благородное, нервное. Высокий, красивый, только уши великоваты.
– И подбородок лошадиный.
– Под вечер началось вручение премий, и все мальчики, по которым сохли мы с подружками, получили премии за спорт, но Роджера все время вызывали за премиями по физике и химии, по истории, древнегреческому и латыни. Это неполный список. Вначале все аплодировали, но потом стало как-то смешно. Его лицо все ярче заливалось краской каждый раз, когда он выходил получать очередную премию – книгу. Около дюжины книг набралось. Марк Аврелий и всякое такое.
А потом пришло время чаепития перед балом. Все бродили туда-сюда или пили чай за маленькими столиками. Кончита сказала: “Слабо пригласить его на танец?” Ну, я и пошла приглашать. Он стоял на лужайке со всей своей семьей. Папа – лопоухий такой, мама и три сестры: им всем тоже не повезло с подбородками. Я его поздравила и пригласила танцевать. А он влюбился, прямо у меня на глазах.
Он раньше никогда не танцевал, и я ему показала, как это просто: вообрази себе, что топчешься по квадрату, раз-два-три. Под “Сайбони”, под “Давным-давно, в краю далеком”. Мы танцевали весь вечер. Или топтались по квадрату. Неделю подряд он каждый день приходил на чай. А потом начались летние каникулы, и он уехал к родителям в fundo. И каждый день писал мне письма, посылал мне стихи дюжинами.
– Tнa, а как он целовался? – спросила Мерседес.
– Что ты! Он меня ни разу не поцеловал, даже за руку не брал. По тем временам в Чили это был бы очень серьезный шаг. Помнится, я чуть не потеряла сознание, когда на кино “Красавчик Жест” Пируло Диас взял меня за руку.
– “Позволительно ли мальчику говорить тебе «tъ»[179]?” Вопрос всех вопросов, – сказала Салли. – Как же давно это было. Вместо дезодоранта мы натирали подмышки квасцами. Тампоны еще не изобрели: у нас были тряпочки, и горничные их стирали, снова и снова.
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 112
