Контор безоговорочно протянул девушке запись с камер слежения из кабинета администрации.
– Позови Мани Маха! Я прошу, Марго! – не унимался Семен. – Контор поможет провести его группу. Я не могу отпустить тебя одну!
– Если я исправлю результаты первых экспериментов, есть большая вероятность, что темпоральный блок снимется. Тогда вопросов с помощью не возникнет, – отозвалась Марго. – И к тому… – девушка, борясь с раздирающими ее чувствами, глянула в сторону ученого. – Один помощник у меня уже есть…
Контор едва заметно вскинул бровь. Марго протянула Семену портативную видеокамеру и добавила:
– Сними-ка нас с господином Контором вместе! – и уже переведя взгляд на ученого, произнесла: – Ведь Вы поможете мне там? В своем прошлом?
Контор слегка побледнел.
– То есть Вы хотите, чтобы я с помощью этой камеры послал сообщение себе в прошлое? – возбужденно поинтересовался он.
– Именно, – отозвалась девушка.
– Что ж… – задумчиво протянул Контор, затем его лицо озарилось улыбкой. Не такой как обычно, другой – счастливой, открытой, искренней, человеческой…
А потом Семен услышал его исповедь, по-научному сдержанную и оперирующую исключительно фактами. Контор рассказывал о самом сокровенном, самом тайном и самом важном, что было в его жизни к моменту первого эксперимента. Он говорил о формулах, которые мог знать только он, о научных открытиях, свершениях и успехах, которые были понятны только посвященным. В конце он обращался к самому себе в прошлом и не мог сдержать дрожи в голосе.
– …возможно, – говорил он, – …я первый, кому посчастливилось записывать послание для себя в прошлом… Я надеюсь, что этот величайший эксперимент удастся, и я с помощью записи увижу себя настоящего… Вернее… (он смущенно улыбнулся) для своего прошлого я являюсь будущим… Одним словом, величайшее открытие будет иметь свидетельство, хотя моя реальность, одна из вероятностей… (если ты согласишься помочь) исчезнет, а значит, вместе с ней и я… Но так надо… обязательно надо поступить! Помоги этой девушке… И у нас будет другое будущее, надеюсь лучшее…
Едва справляясь с охватившим его волнением, Контор вытер влажный лоб рукой, кивнул и поспешно направился к аппаратуре.
Семен выключил камеру.
– Этого должно быть достаточно, – проговорила Марго и бережно положила камеру в сумочку.
– Да, – сказал Семен.
Теперь настала его очередь действовать. Упругой, пружинящей походкой он подошел к «Креслу», привычными движениями закрепил диски на теле, последний раз посмотрел на окружающую его действительность и закрыл глаза.
Никто не прощался. Они просто делали то, что должны были делать. Не прощались, потому что хотели надеяться когда-нибудь увидеться вновь. Молчали, потому что… все было оговорено и решено…
Гул стал медленно нарастать. На экспериментальной площадке закружился маленький ураган. Затем он начал увеличиваться. Вскоре он превратился в клокочущую серую массу двух метров в диаметре.
Марго, не оглядываясь, сделала шаг навстречу.
– Удачи, – проговорил Контор.
Семен промолчал. Он только послал ей волну тепла, нежности и участия. Сейчас они с Марго стали одним целым, слова им были не нужны.
Серое вещество, вне времени и пространства, завибрировало и заклокотало.
Очертания Марго стали медленно таять, утекая в центр воронки.
Семен наблюдал за происходящим, как всегда, с закрытыми глазами. Он больше чувствовал, нежели видел, больше ощущал, нежели слышал. Но тут вдруг он понял, что видит сквозь плотно закрытые веки. Его веки обрели прозрачность!
И весь мир обрел чарующую прозрачность, но вместе с тем ясность!
Он видел стены, этажи, многочисленные коридоры Муравейника и наслаждался ярким солнцем, небом, зеленой травой, облаками… Там наверху гуляли люди, переговаривались, смеялись, грустили… Одним словом, жили! И он их видел! Каждого человека, каждый дом, каждый сад, каждый листик, каждый его атом, одновременно созерцая целые страны, безбрежные океаны и бескрайние просторы космоса!
Эпилог
– …И ты знаешь, остался у меня такой рудимент современного человека, как совесть… Вещь для кого-то не нужная, а для кого-то – мерило жизни…
Я дописал последнюю строчку своих заметок и довольный откинулся на кресле. Купленный мной несколько лет назад загородный домик с трудом вписывался в определение «большой». Скорее, все в нем подходило под понятие «функционально». Кухня, чтобы готовить еду, зала на первом этаже, чтобы принимать дорогих друзей, на втором: спальная, чтобы спать, и кабинет, чтобы писать и делать вот такие заметки.
Только сегодня я писал не в кабинете, а на просторной террасе – светлой, увитой буйным плющом. Я приятно подставлял свои старческие косточки солнышку и наслаждался его теплом. От яркого света глаза слезились, но мне все равно хотелось здесь быть.
В мои семьдесят с небольшим тепло летнего солнца оставалось одной из немногих радостей тела.
Ну, так на чем я закончил? Ах, да…
Мысли приятно и привычно скользнули обратно в прошлое. Да, то было великое мгновение!
А потом…
А потом, можно сказать, ничего необычного так и не случилось. Просто я открыл глаза и обнаружил, что лежу под ярким солнышком на даче своих родителей. На веранде хлопочет мама, папа дает ей какие-то указания, друзья (среди которых Колян, Серый и Леха) весело хохочут и выставляют на стол вино с подарками. И я понимаю, что у меня сегодня день рождения и мне уже тридцать два!
Только странное дело! Последние два с лишним года я умудрялся прожить дважды! Память четко хранит все воспоминания.
В одних – никуда на пять часов я не пропадал, в психушке не лежал, мир не спасал, в лесу просто заблудился и, когда вернулся, получил от Юли огромный нагоняй. На том наши отношения и закончились.
А во вторых… Вы уже и так все знаете.
Только я об этом больше ничего, никому и никогда не скажу!!!
Одного Лябаха с меня вполне достаточно!
И получается, я никуда не исчез!
Это открытие я сделал с особым удовольствием. Буквально так и запрыгал от счастья. А когда мама озабоченно посмотрела в мою сторону, тут же успокоился и списал все на радости дня рождения.
Эх, если бы они только знали!
Но тут мысли вернулись к Контору, Марго… По всему получалось, что они справились!
Сразу же после дня рождения я пулей помчался на то место, где во второй моей жизни располагался Муравейник. Долго я вертелся по тем окрестностям, но кроме военного санатория, ничего примечательного там так и не обнаружил.
Некоторое время поразмыслив, я отправился на поиски Веры в клинику Лябаха. С одной стороны, я страстно хотел её вновь увидеть, а с другой, боялся, что не вызову в ней тех чувств, что вспыхнули между нами когда-то. Ведь это была теперь совсем другая реальность, и у нее имелись свои законы.
