Я люблю! Мне легко любить! В моей душе мир.
Я – островок мира, любви и радости. Я счастлива! Я парю!
Переодеваясь ко сну, Алевтина глянула на себя в зеркало и вспомнила о Лёше. Вот и не пропадёт новая, с голубой подсветкой, ночнушечка. И невесомое бельё тоже не пропадёт. Аля представила себя в шёлке и… в палатке. Рассмеялась и задумалась.
Лёшка, Лёшенька! Чем же ты мне не угодил? Что у нас было не так? Вроде всё так. Никто не понял нашего расставания. Денис! Вот в чём дело. Это зудящее, много лет не отпускавшее ощущение, что с ним, с Талисмальчиком, всё могло быть ещё лучше. С чего она это взяла? Как в том анекдоте:
− Почему мужчины уходят от хороших жён?
− Надеются, что следующая будет ещё лучше.
− А почему не уходят от плохих?
− Боятся, что следующая будет ещё хуже.
Точно. Как в анекдоте. Только наоборот: почему женщины расстаются с хорошими мужьями?.. И почему она разошлась? Ведь не раздражал муж ничем, даже наоборот – всем устраивал. Нет. Раздражал. Тем, что не Денис, а Лёша. И всё? Всё. Только этим. Теперь, когда пыль от рассыпавшегося в прах Талисмальчика осела, не пора ли ей по-настоящему влюбиться в собственного мужа?
Наверное, это пресловутое «не с кем сравнить», ведь Алёша был первым и единственным. Что если это не самое лучшее, и с другим может быть лучше? Среди реальных знакомых тех, кто мог бы конкурировать с Алексеем, не находилось, и Алевтина сравнивала мужа с фантомом из прошлого, с человеком, которого в природе не существовало.
Маргарита в голову – бес в ребро. Хотя нет. Маргарита просто мужа не любила. Здесь же другое: комплекс нереализованной первой любви, точнее, той ранней страсти, что зародилась в условиях романтики моря, была замешана на концентрате обаяния от противоположного пола и приправлена по-детски крылатыми качелями.
Перед сном наставало время связи с родным.
− Угадай, что я сегодня делала на пляже?
− Ну поскольку топлесс ты уже купалась, значит, сегодня ты загорала без ничего… ммммм! Представляю!…
− Да нет!
− Так «да» или «нет»?
− Нет! Что-то у тебя мысли только в одну сторону.
− Заметь, в правильную сторону.
− Ага. Только я на парашюте летала!
− Ух, ты!
− Ух, я!
− И не испугалась?
− Чуть-чуть. Вначале, когда дёрнуло на старте. И в конце, когда в воду бултыхнули. А так ничего – здорово! Лёш, почему мы раньше не летали, а?
− Не знаю, Аль. Может, я за тебя боялся, может, просто там – в небе – от меня ничего не зависит, не знаю.
− Но теперь будем летать?
− Обязательно. Раз ты у меня такая смелая. Прямо в Крыму и начнём Я, конечно, позвоню, как доеду. Где тебя искать? Ты по какому адресу остановилась?
– М-м-м… Не помню адреса, давай лучше возле церкви встретимся.
– Возле церкви? − каким-то особым тоном переспросил муж.
Алевтина считала дополнительную интонацию в словах Алексея, поняв двусмысленность.
– Ну, да. Собор тут католический. Как с горы станешь спускаться…
Она представила, как он останавливается, как всегда плавно и красиво, в нескольких сантиметрах от чего-нибудь, как он, с ленцой в движениях разморённого жарой и дорогой неленивого тела, выходит из машины и точным бережным жестом захлопывает дверцу. Как он сначала блеснёт улыбкой, потом обручалкой. Интересно, во что он будет одет? Скорее всего, в шорты, что они из Тайланда привезли. Они идеальны для путешествия, и Алёша их очень любит. Вот бы ещё шляпу с Кубы захватил – она просто суперовская!
Вечерний обзвон продолжался. На этот раз пиликал позывной сестры.
– Нет, Аль, ну я не могу! – соскользнула в привычное Дашка. – Они что, не понимают, что ты их уничтожить можешь?
Алевтина секунду помолчала.
– Думаю, не понимают. По крайней мере, она. А он думает, что просто до такого не опущусь или связываться с мелким не захочу.
– А если…
– Никаких «если». Не опущусь и связываться не хочу. Да и за что их-то наказывать? За мою собственную глупость?
Дашка сердито сопела в трубку. Аля рассмеялась:
− А всё-таки хорошо, Даш, что ты не приехала, а то б ты убила Дениса.
– Убила бы! Я прекрасно помню, где он живёт – полетели бы клочки по закоулочкам! Гондон пустой!
– Хорош, Даш! – скривилась Алевтина.
− А Лёшка, между прочим…
− Ой, Дашка! Не трави душу! Я перед ним так виновата… Столько лет мучила, сама не зная, чего хочу. А он ведь безупречен. Со-вер-ше-нен! Как произведение искусства, к которому ничего нельзя прибавить и ничего нельзя отнять.
− Ого-го! Как мы заговорили! Можно, я Лёшке расскажу, что ты его произведением искусства обозвала?..
− Не вздумай! Я сама теперь всё скажу. Не лезь, куда не просят. Пожалуйста.
− Ну, ладно, ладно. Молчу.
Но долго молчать сестра не умела:
− Слушай, Аль, а может, всё-таки рассказать Лёшке? – Дашка снова подбросила свою зудящую идейку. – Он этого Дениса, как блошку ногтем. А?
− Фии! Пачкать блошками ногти Лёшкины! Не выдумывай.
Но как же хотелось пожаловаться именно ему, Алексею! Но нет. Нельзя. Алевтина это явственно осознавала. Не тот случай. Пусть Лёша думает, что она поехала избавиться от детских призраков, от тех фантомов, что мешали им быть счастливыми, а заодно проведать место, где провела столько летних месяцев. Хотя когда-нибудь она наверняка расскажет всё любимому.
− Слышь, Аль, меня тут осенило сегодня. А что, если он не себя, а тебя оберегает от той сумасшедшей с тараканами?
− Да ну! Я-то тут при чём? Что она мне может сделать? Где я – а где она!
− А вдруг она твой адрес в паспорте запомнила и грозилась тебе навредить? Приехать, выследить – нетрудно для такой идиотки. Она ж тупая – тупые могут.
А ведь тогда, во время их последнего разговора, за секунду до отключения связи, Алевтине показалось, что Денис резко отшвырнул телефон, гулко уронил голову на стол и утробно взвыл. Нет. Аля тряхнула головой, отгоняя видение страдающего негодяя. Если бы он был способен чувствовать, он бы не устроил всё это.
− Да перестань! Во-первых, трудно. Ей три зарплаты только на дорогу нужно будет потратить. Во-вторых, я по адресу прописки больше жить не собираюсь.
− Всё? Перебираешься к Лёшке? Ну, слава Домовёнку! Хоть какая-то польза от сирых и убогих!
