Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
Как-то неожиданно вспомнили о том, что по первой профессии я педагог. При райбыткомбинате открыли филиал Ташкентского учебно-производственного комбината по подготовке швейников всех специальностей, фотографов, парикмахеров и других специалистов. Заведующим филиала был Василий Прокофьевич Левяков – директор нашего райбыткомбината. Он пригласил меня стать преподавателем групп фотографов и парикмахеров. Решающим фактором было то, что у меня было высшее педагогическое образование и опыт работы по указанным специальностям.
В ту пору я очень хорошо зарабатывал и помимо зарплаты. Обещанная зарплата в 200 рублей не шла с этим ни в какое сравнение, но мне было интересно, и я согласился.
С парикмахерами работалось легко, хотя по теории я ничего раньше не знал. Материаловедение, санитарию, гигиену парикмахерского дела пришлось изучать с нуля. Трудность была в полном отсутствии учебников и пособий. Пришлось ехать в Ташкент и все это искать, покупать, а потом сидеть ночами и изучать, делать конспекты, составлять планы уроков.
Еще труднее было с фотографами. Оказалось, что фотография – это целая наука. Я умел снимать, проявлять, печатать, но работал как фотолюбитель. Теория фотографирования предусматривала 60 часов на фотосъемки, 90 часов на технологию и химию фотопроцессов, 60 часов на материаловедение, 40 часов на ретушь и большое количество часов на практику.
Теория фотографирования, фотокомпозиция, ракурс, использование света и цвета… все это был для меня темный лес! Пришлось покупать книги и опять сидеть ночами, изучать, конспектировать, составлять планы уроков.
За этим занятием я просиживал до 3 часов ночи. Похудел, щеки ввалились. Первые два года курсы были шестимесячными. После окончания теоретического курса парикмахеров раздавал на двухмесячную практику по парикмахерским салонам района, а фотографов по фотосалонам. Учащиеся сдавали экзамены, а потом я их трудоустраивал. Все это делалось по приказам учебно-производственного комбината, директором которого стал Ильхам Хашимович Саидов. Через два года УПК[192]закрыли, так как не смогли набрать новую группу. Тем не менее обо мне руководство комбината отзывалось очень хорошо, и меня пригласили на аналогичную работу в Ташкент.
В 1974 году меня избрали председателем профкома ТашгорУПК. Председателем обкома профсоюзов работала Мамлакат Саидовна, которая потом стала секретарем Кировского райкома партии. В 1978 году через Кировский райком партии я получил право на покупку автомобиля «жигули» ВАЗ-21011. Быстро прошел обучение и получил удостоверение водителя.
В 1975 году широко отмечалось тридцатилетие Победы. В основном собрались руководители колхозов и совхозов района и участники войны. Потом был праздничный обед – плов и т. д. Все эти мероприятия фотографировал я, но на этом ничего не зарабатывал. Начальство не умеет давать – оно умеет только брать!
В ту пору, когда я еще жил в Паркенте, жена моего друга фотографа как-то упрекнула меня в том, что, кроме домов отдыха «Сукок» и «Кибрай», я нигде не бывал, ничего не видел да и вообще не выезжал за пределы Узбекистана. Меня это сильно задело. Честно говоря, было мне не до поездок. Благоустраивался сам, устраивал жизнь сестер, братишки. Девять раз переезжал с квартиры на квартиру. Только приведу в порядок и благоустрою съемную комнату у узбеков, как они тут же говорят: «Съезжай! Тут теперь мой сын жить будет».
Только после того, как жизнь относительно наладилась, в 1964 году я впервые поехал в Крым. Первый раз без путевки, в Евпаторию. Остановился на улице Металлистов. Утром ходил на море купаться, вечарами в кино или на концерты. Наконец собрался с духом и поехал в Суюн-Аджи. Талят (Толик), сын Сеит-Ибрама и Гаши Пастернак, жил с женой Клавой в нашем старом доме, отремонтированном после того, как его подожгли фашисты в 1943 году. Ко мне пришел Шура Сидоренко, увидел жену Сафронова Наташу, его сына Василия и его жену Любу. В Суюн-Аджи жила дочь Пепи Асана Мерзие с мужем Ризой из Битака. Их прописали по просьбе жителей деревни за то, что ее сестра была подпольщица и ее расстреляли фашисты. Случайно встретил внучку Юры Борисенко.
На следующий день я поехал в Алушту. Сначала я поселился на частной квартире. Из разговора с хозяйкой выяснилось, что она родственница Юры Борисенко. Она проводила меня к нему, мы сразу узнали друг друга, на радостях обнялись. Юра забрал меня к себе домой. Он построил двухэтажный дом, у него была машина «жигули». Каждый вечер у него собиралась компания. Ели, пили, гуляли. Весело проводили время.
Днем я пил газированное сухое вино из автоматов. Объездил весь Южный берег Крыма на пароходах, катерах, автомобилях. В Алупке пришел к бюсту Аметхана Султана, был в Воронцовском дворце, Ливадийском дворце Николая Второго.
Во время экскурсии в Судак кто-то спросил экскурсовода: сколько процентов татар служили немцам? Он ответил, что около 5 процентов, а выселили всех поголовно. Другой экскурсант спросил о том, служили ли крымские татары в Советской армии. Ответ экскурсовода меня приятно поразил. Он спокойно рассказал, что, как и все советские граждане, крымские татары от 18 до 55 лет служили в Красной армии, сражались в партизанских отрядах. Из их числа были командиры и комиссары отрядов, а в армии были и генералы, полковники, комиссары, что они командовали дивизиями, полками, батальонами. Из крымских татар вышло шесть Героев Советского Союза и один дважды Герой.
Мечта о возвращении в родной край, в землю моих предков, в места, где я родился, вырос, работал, никогда не давала мне покоя. Днем и ночью думал о родине, о Крыме, о родных очагах моих предков.
Однажды во время работы ко мне подошел мой коллега и спросил: «Почему о вас так плохо говорят?» Я не понял и переспросил, кто говорит и что именно говорят.
Оказывается, наша секретарь-машинистка Нина Сеитмуратова рассказывала, что в одной деревне возле Феодосии татары зарезали около пятисот русских. Нина Сеитмуратова была русской. Откуда у нее татарская фамилия, мне неизвестно. Я сразу пошел к ней. Она подтвердила, что действително говорила эти слова. Я ее отругал и написал жалобу директору УПК, чтобы он принял к клеветнице меры. Копию жалобы направил в государственную комиссию по делам крымских татар при узбекском правительстве под руководством Усманходжаева.
Директор тут же собрал коллектив, зачитал мое заявление, дал мне выступить. Нине он сказал, что она поступила некрасиво и оскорбила целый народ, не зная ничего об этом факте. Отругали ее за разжигание межнациональной розни и сотрудники. Предложили ей извиниться. Она долго сопротивлялась. Наконец попросила прощения. Я его принял, но почему-то при этом сказал, что Бог ее накажет.
Мне кажется, что эту клеветническую информацию Нина распространяла не по своей инициативе, а выполняла чей-то приказ. Дело в том, что в это время крымские татары особенно упорно требовали возвращения на свою историческую родину в Крым. Устраивали пикеты, проводили демонстрации, шествия. Подобные акции были в Ташкенте, Чирчике, Фергане, Андижане и даже в Москве, на Красной площади. В ЦК КПСС, в Совмин направлялись сотни тысяч писем. Об этом писали правозащитники, писатели, поэты.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
