— Так ты не знаешь, куда Джеймс отправился после продажи дома? — спрашиваю я.
— Я…
Тут он замолкает, потому что до нас доносится чей-то голос:
— Здравствуйте! Это вы — Мак?
К нам спешит взволнованная женщина со щенком в руках. Должно быть, это та самая леди, которую он ждал с самого утра. Которая нашла щенка, брошенного на дороге.
— Извини, подождешь минутку? — вопросительно смотрит он на меня. — Заберу щенка и тут же вернусь, хорошо?
Он подходит к женщине, и они быстро шагают в сторону дома, оживленно о чем-то беседуя. Я вдруг чувствую себя дурой: что этот парень мог обо мне подумать? Только то, что у меня крыша поехала. Конечно, он сделал вид, что все в порядке — даже сказал, что это очень мило с моей стороны. Но теперь мне кажется, что он просто очень хорошо воспитан. Должно быть, смеется сейчас надо мной, зайдя в дом. Если бы кто-то появился с подобной запутанной историей на пороге лавки Суона, я совсем не уверена, что стала бы его слушать. Скорее всего, я бы попыталась выпроводить из магазина такого человека, да побыстрее. Мак Гилмартин и так пытался мне помочь, как мог, но я, кажется, опоздала. Если Дюк-Джеймс уехал отсюда три года назад, сейчас он может быть где угодно.
Лучшее, что я могу сделать — это убраться отсюда прежде, чем вернется Мак Гилмартин. Нам уже не о чем говорить, и я буду чувствовать себя еще более неловко, если он снова заведет беседу со мной. Теперь, понапрасну проделав весь этот путь, я чувствую себя полной дурой. Мой поступок больше не кажется мне смелым — только глупым.
— Очень рада была с тобой познакомиться, — говорю я Горацио, который вертится у меня под ногами, провожая до машины. Открыв дверцу авто, я нахожу в бардачке печенье и угощаю своего нового знакомого. Тот глотает его в один присест и лижет мне руку, рассчитывая на добавку.
— Прости, дружище, но больше ничего нет.
По выражению его морды я вижу, что он прекрасно меня понимает. Самый умный пес из всех, что я видела в жизни, — что-то в его глазах подсказывает мне, что на его долю выпали испытания, с которыми справился бы не каждый человек.
— И как можно было так ужасно обращаться с тобой? — спрашиваю я, треплю его по холке, и пес усаживается на землю, распушив хвост. Когда я сдаю назад и оказываюсь на проезжей части, то вижу, как он уходит прочь, довольно помахивая хвостом, и скрывается из виду. Как же жаль, что я больше никогда не увижу его — и Мака Гилмартина.
19
— Как жаль, что Мак Гилмартин не смог тебе больше ничего рассказать, — расстраивается Рут. Мы прогуливаемся по центральной улице Дронмора после обеда.
Я беру ее под руку: меньше всего после возвращения из своего провального путешествия мне хотелось идти куда-то, но Рут настояла на том, что нам обеим нужно подышать свежим воздухом и заодно поговорить о том, что произошло со мной в Глэкене. Сначала я упорно отказывалась, но она практически выпихнула меня за дверь, и вот я уже с удовольствием шагаю по улице, несмотря на зверский холод и колючий морозный воздух.
— Разве тут не чудесно? — спрашивает Рут, будто читая мои мысли. — Я всегда говорила, что хорошая прогулка может исцелить любые душевные раны. Сразу забываешь обо всех проблемах.
— Угу, — рассеянно киваю я, потому что мои мысли витают где-то совсем далеко отсюда.
— Перестань изводить себя, Коко, — вдруг говорит бабушка.
— О чем ты? — спрашиваю я, хотя и так уже догадываюсь, на что она намекает.
— Ты злишься на себя из-за того, что не осталась с тем парнем и не копнула поглубже. Думаешь, Мак Гилмартин смог бы что-то еще рассказать тебе о Дюке?
— О Джеймсе, — поправляю ее я.
— Ах да, его ведь зовут Джеймс. Но я ведь угадала, да?
Я киваю.
— Я готова пощечин себе надавать, — признаюсь я. — Нужно было остаться и расспросить его, а у меня всего лишь замерзли ноги.
Примерно так все и было, только дрожь в коленках одолела меня совсем не от холода. Рут сочувственно берет меня за руку.
— Думаю, это Мак Гилмартин тебя так смутил, — улыбается она. — Я так понимаю, он очень видный молодой человек.
— Никто меня не смущал, — машинально возражаю я, но потом понимаю, что она совершенно права. Он действительно произвел на меня впечатление, мне давно уже никто так не нравился. Я действительно увлеклась этим парнем, и всерьез.
— Может, и не смущал, но в любом случае, можно же как-то разыскать этого Джеймса Флинна. Он ведь не мог просто взять и исчезнуть с лица земли.
— Не знаю, Рут, думаю, мы зашли в тупик. Возможно, пришло время забыть об этой истории.
— Ты не можешь сдаться сейчас! — говорит она, кивая проходящему мимо знакомому. — Ведь ты уже многого добилась.
Я ничего не отвечаю. Именно сейчас мне кажется, что самое время оставить эту историю в покое. Наверное, я ошиблась, подумав, что это приключение как-то связано с мамой. Пока мы были в Лондоне, я нисколечко не сомневалась, что просто обязана найти сына Тэтти и отдать ему письмо. А теперь я ни в чем не уверена. Может быть, правильнее будет забыть обо всем и спокойно носить сумочку. А письмо пускай остается в прошлом, где ему и место. Но легче сказать, чем сделать, все это никак не выходит у меня из головы: Тэтти, ее ребенок и их трагическая судьба. Если он еще жив, разве он не имеет права знать, что чувствовала его мать, отдавая его чужим людям? Тэтти тоже должна стать частью его жизни, ведь она так сильно его любила и так тяжело переживала разлуку с ним. Неужели он не имеет права узнать правду?
Мое сердце подсказывает мне двигаться дальше, но разум говорит, что лучше прекратить поиски. В конце концов, я и так сделала все возможное, но зашла в тупик. Наверное, это знак и пришло время отступиться.
Проблема в том, что надоедливый голос в моей голове продолжает настаивать на том, что я все же оставила за собой некоторые «хвосты». Я уехала прежде, чем Мак Гилмартин успел рассказать мне, что ему известно о Джеймсе, а что, если он дал бы мне новые подсказки, которые помогли бы найти сына Тэтти? Не могу избавиться от мысли о том, что что-то упустила. Не это ли имела в виду Кэт, когда сказала, что я не поехала с Томом в Новую Зеландию только потому, что всегда отступаю в последнюю секунду из-за страха перед чем-то новым? Должно быть, точно так же я поступаю и сейчас: я проделала огромный путь и теперь, когда осталось совсем немного, бегу от этой истории.
Рут снова сжимает мою руку, будто бы зная, какие сомнения меня одолевают, что происходит у меня в душе.
— Кстати, расскажи-ка мне, как поживают чудесные детишки Кэт? Ты собиралась сегодня вечером с ними посидеть? — спрашивает она, намеренно меняя тему.
— Да, собиралась, — отвечаю я. — Искренне надеюсь, что они будут вести себя хорошо!
Несмотря на мои шутки по поводу того, что я откажусь от своего обещания, я с нетерпением ожидаю встречи с малышами.
