— Уверена, они тебя порадуют, — убеждает меня бабушка. — Ты отлично ладишь с детьми.
— Даже не знаю, — неуверенно отвечаю я, вспоминая, как испортила задушевный разговор с Марком.
— А как дела у Марка? — продолжает Рут, снова прочитав мои мысли. — Кэт, должно быть, очень беспокоится из-за того, что его отстранили от занятий.
— Еще как беспокоится, — говорю я. — Они с ним все время на ножах. Она не знает, что делать. Я попыталась поговорить с ним, знаешь, выяснить, что случилось, но он так и не доверился мне.
— О да, ужасы подросткового возраста. Но с тобой мы этот кошмар каким-то образом пропустили, — улыбается мне Рут так, что на ее щеках появляются милые ямочки.
— Правда? — спрашиваю я.
— Да. Я морально готовилась к худшему, потому что твоя мать была ужасно дерзкой девчонкой, но ты вела себя безупречно.
— Ты хотела сказать, скучно, — вздыхаю я. Я всегда была слишком тихим ребенком, чтобы устраивать подростковый бунт, подобно остальным своим сверстникам.
— Нет, милая, мы с тобой никогда не скучали. В любом случае, с Марком все будет в порядке, поверь. Меня тоже однажды отстранили от занятий, и после этого я немного пришла в себя.
— Тебя отстранили? — недоверчиво усмехаюсь я. — За что?
— За драку — за что же еще? — отвечает она, и в ее глазах загорается озорной огонек.
— И что же ты сделала?
— Повалила другую девочку на пол — и даже вырвала ей клок волос.
— Быть такого не может!
— Может-может. Настоящая кошачья драка. Нас потом еще не один месяц обсуждали. У монашек, конечно, чуть нервный срыв не случился.
— А что с той, другой девочкой? Ее тоже отстранили?
— О нет. Анна прикинулась невинной овечкой — она всегда вела себя хитрее, чем я.
— Анна? — восклицаю я. — Ты подралась с собственной сестрой?
— Да. И она это действительно заслужила, — гневно сверкает глазами Рут.
— Чем же она провинилась? — спрашиваю я, хохоча над ее рассерженным тоном.
— Сказала монахиням, что я сбежала ночью из обители, чтобы тайком встретиться со своим парнем.
— А ты этого, разумеется, не делала?
— Еще как делала. Но она всегда была такой правильной, не могла удержаться, чтобы меня не сдать. Думаю, на самом деле она просто завидовала.
— С ума сойти! И на сколько тебя отстранили?
— На неделю. Отправили домой. Родители тоже были не в восторге, я тебе так скажу.
— А они узнали, за что тебя наказали?
— Нет, я пригрозила Анне, что, если она расскажет, я выцарапаю ей глаза. И она мне поверила! — Она громко хохочет, запрокинув голову так, что ее серебристые кудри выбиваются из-под красной вязаной шапки.
— Рут! Это ведь ужасно!
— Знаю, но в этом была вся я. Бедная Анна… — Рут вдруг углубляется в свои мысли. — Она всегда ходила по струнке.
— А по-моему, ей удалось немного расслабиться, — пожимаю плечами я. — Вспомни наше путешествие.
Рут кивает:
— Да, оно пошло ей на пользу — нужна была своего рода разрядка. Долгие годы она была как натянутая струна. Ложь о Колине серьезно ее подкосила.
— Как думаешь, она когда-нибудь его простит? — спрашиваю я. Анна ни разу не вспоминала о бывшем муже с тех пор, как мы съездили в обитель святого Иуды, но, возможно, она все еще рассматривает такой вариант.
— Хотелось бы мне, чтобы она всерьез об этом подумала, ради ее же блага. Но мне кажется, она не сможет его простить, нет. Он причинил ей слишком большую боль, я ее не виню.
— Поверить не могу, что на ее долю выпали такие беды, а я об этом даже не знала, — задумчиво говорю я, пряча ладошки в карманы, чтобы хоть немного их согреть.
— Да, ей многое довелось пережить. Поэтому она и окружила себя панцирем, чтобы защититься от всего мира.
— Ты хорошая сестра, Рут, — говорю я бабушке. Хочу, чтобы она это знала.
— Я? — болезненно морщится Рут. — Ой, сомневаюсь. Иногда я нарочно действую ей на нервы, зная, как сильно она осуждает мое поведение.
— Никто не совершенен, — отвечаю я.
— Уж я-то знаю, — смеется она. — Хоть Карл и считает меня идеалом.
— Я смотрю, у вас все хорошо? — улыбаюсь я ей.
— Думаю, да, — признает бабушка. — Остался лишь последний камень преткновения: он хочет, чтобы я рассказала о наших отношениях Анне.
— А ты что?
— А я не знаю. Если я расскажу…
— …то ваши отношения станут крепче и превратятся во что-то серьезное, — заканчиваю я за нее.
— Именно так, — удивленно смотрит она на меня. — Когда ты успела стать такой мудрой?
Дальше мы идем молча. Поднимаемся на холм, уже за чертой города. Прохладный воздух пахнет свежестью, легкий ветерок дышит мне в лицо. Прогулка и вправду внесла кристальную ясность в мои мысли. Рут была права — после того, как мы с ней прошлись по свежему воздуху, мне действительно стало лучше.
— Вот мы и на месте, — объявляет Рут, резко останавливаясь. Я вдруг понимаю, что мы стоим у ворот кладбища, и мое сердце начинает биться быстрее. Так вот для чего она затеяла эту прогулку? Хотела сходить на могилу к маме и дедушке? Я давненько здесь не была — слишком больно вспоминать тех, кого мы потеряли. Рут молча подталкивает меня к воротам, и мы идем к месту, где похоронены наши близкие. Я бездумно следую за бабушкой: если она просто хочет с ними повидаться, то, разумеется, я тоже пойду с ней. Это мой долг, после всего, что она для меня сделала и продолжает делать.
— Здесь так тихо, — произносит она, когда мы оказываемся перед их могилой. Затем подходит чуть ближе и вырывает сорняк, пробивающийся между плит.
— Мне всегда казалось, что это самый лучший участок, потому что отсюда открывается такой прекрасный вид… — продолжает она.
С этого места видно, как зимнее солнце садится где-то вдалеке, за покатыми холмами. Серое небо подернуто алой дымкой, последние лучи света скрываются за горизонтом. Рут права: вид открывается фантастический. Если дедушка видит то же, что и мы, где бы он сейчас ни был, то этот пейзаж наверняка ему по душе. Я закрываю глаза и пытаюсь вспомнить его — таким, каким он был еще до болезни, когда в его глазах горел озорной огонек и он еще не утратил надежды. По вечерам он частенько ходил на прогулку, чтобы полюбоваться прекрасными видами нашего города. Он всегда повторял, что нужно уметь радоваться мелочам. Что же касается мамы, то я не знаю, что и сказать. Большую часть своей жизни она путешествовала по всему земному шару, следуя за своей далекой звездой. Мне не хочется думать, что эта скромная могила на небольшом местном кладбище стала ее последним пристанищем — вряд ли она представляла себе рай именно так.
