— Может, пройдемся, поболтаем? — предлагает Мак, махнув рукой в сторону поля, простирающегося сразу за двориком. — Эти ребята любят побегать.
— О, конечно, — соглашаюсь я. Если я хочу узнать еще что-нибудь, у меня вроде как не остается другого выбора. К счастью, на мне — мои видавшие виды сапожки, которые ни разу меня не подводили, так что прогулка по удобренным навозом угодьям меня совсем не затруднит.
— Отлично, пойдем скорей, парни, пора вам размять лапы, — зовет он собак, подбирая с земли пустые миски и закидывая их на забор так, чтобы его любимцы не смогли до них дотянуться.
Собачки несутся впереди нас, прямо по газону, так быстро, что их даже заносит на повороте. Кажется, будто они прекрасно знают, куда мы направляемся, и ждут не дождутся, когда окажутся в чистом поле.
— Прости, конечно, но они так привыкли, — объясняет он. — С ума сойдут, если их не выгуливать хотя бы пару раз в день. Поверь мне, это ни к чему хорошему не приведет.
Мы смеемся при виде того, как Горацио перемахивает через калитку на дальнем конце сада, а один крошечный белоснежный комочек шерсти пытается повторить его подвиг, но затея не удается — лапки коротковаты.
— Эй, Блонди, когда же ты уже хоть чему-то научишься? — улыбается Мак, открывая калитку, чтобы она тоже могла последовать за своим другом.
— Какая милашка, — восхищаюсь я.
— Ей кажется, будто она — доберман, запертый в теле ши-тцу.
— Я заметила, — хихикаю я.
— И все же она хоть немного пришла в себя — раньше боялась всего, что видела.
— А с ней что случилось? — спрашиваю я, любуясь маленькой собачкой, которая как раз ныряет в лужу грязи и катается в ней с восторженным визгом, позабыв от радости обо всем на свете.
— Ее мы взяли из питомника — нам сказали, что она портила все, что видела, в свои-то три года. Бедняжка была просто без сил, когда переехала жить сюда. Плюс мучилась от чесотки, и зубы у нее были в ужасном состоянии. Но теперь все в порядке.
— Ужасно… — Я внутренне содрогаюсь каждый раз, когда он рассказывает истории жизни своих подопечных.
— Ну да ладно, хватит уже о них. Ты же хочешь разыскать Джеймса? — спрашивает он. — Родственница? Или знакомая?
Он пристально смотрит на меня, очевидно, пытаясь понять, не городская ли я сумасшедшая.
— Нет, — осторожно отвечаю я. — Просто я нашла кое-что… вещь, которая, насколько мне известно, принадлежит ему.
— Загадочная ты девушка! Опять скрытничаешь, — удивленно поднимает брови он.
— Знаешь, это очень длинная история, — говорю я, не зная, с чего начать.
Он молчит, давая понять, что я могу с ним ею поделиться.
— А ты давно знаешь Дюка? То есть, я хотела сказать, Джеймса, — поправляюсь я.
— Совсем его не знаю. Мы с ним даже сделку заключали через посредника.
Я все думаю, что именно стоит рассказать этому совершенно незнакомому мне парню. Если они с Джеймсом не знакомы, то я вполне могу поделиться с ним всеми подробностями. Да, он — чужой мне человек, но у него такое честное лицо, что я всей душой жажду довериться ему. В любом случае, терять мне нечего.
— Вот в чем дело… Я держу антикварную лавку в Дронморе, — начинаю я свою повесть. — На аукционе я купила сумочку, в которой обнаружила одно письмо…
— Письмо?
— Да, очень личного характера. Думаю, его написали Джеймсу.
— Думаешь? То есть ты даже не уверена? — несколько ехидно улыбается он мне.
— Да, в этом вся проблема — я ничего не знаю наверняка.
— Понятно. И что же сказано в этом письме? Или этого ты тоже не можешь мне рассказать? — спрашивает он.
Собаки носятся по всему полю, радостно обнюхивая и осматривая каждый его уголок.
— Письмо написала одна женщина. Оно предназначалось ее сыну, которого отдали на усыновление. И я думаю, что этот ребенок — Джеймс.
— Да, это действительно очень личное, — тихонько присвистывает он от изумления.
— Знаю. Женщина, написавшая это письмо, не так давно умерла, так что вернуть его ей мне не удалось.
— И ты сочла своим долгом попытаться доставить письмо адресату?
— В общих чертах, да.
— Но ведь оно могло предназначаться кому угодно. С чего ты взяла, что его написала мать Джеймса? — спрашивает он.
— Потому что я провела небольшое расследование, которое и привело меня сюда, — поясняю я.
— Расследование?
— Угу. Я нашла сиделку, которая присматривала за той женщиной, та отправила меня в Лондон, затем я побывала в монастыре, и последняя подсказка привела меня именно сюда…
Парень изумленно смотрит на меня: должно быть, думает, что у меня не все дома. Зря я ему рассказала.
— А можно спросить, какой тебе лично от этого толк? Ты ведь к этой истории никакого отношения не имеешь, ведь так? — спрашивает он.
— Я просто решила, что нужно во что бы то ни стало вернуть письмо человеку, для которого оно предназначалось. А еще мне стало… любопытно, — признаюсь я, не желая рассказывать ему о своей маме. Тогда он точно примет меня за сумасшедшую, хотя я вроде бы совершенно нормальна.
Он смотрит на меня, пытаясь найти правильные слова.
— Это я как раз могу понять, — говорит он в конце концов. — История и вправду захватывающая. Живи я в приемной семье, мне бы тоже очень хотелось получить письмо, которое мне написала родная мать.
— Именно так я и подумала, — отвечаю я. Его поддержка странным образом меня успокаивает.
— Должно быть, ты чувствуешь себя в ответе за него? За письмо, что нашла в этой сумочке?
— И это тоже. Найти того человека — мой долг. Хоть это и звучит довольно глупо…
— Совсем не глупо. Скорее здорово.
Он снова улыбается мне, и я испытываю очередной прилив радости. Он понимает, зачем я здесь, и не считает меня безумной фанатичкой. Кажется, этот парень верит, что я знаю, что делаю.
— Так Джеймс уехал отсюда три года назад? — спрашиваю я, заставляя себя оторваться от глаз стоящего передо мной молодого человека. Чем больше я с ним общаюсь, тем привлекательнее он мне кажется.
— Да, где-то так, может, даже чуть больше.
— И ты сразу въехал в этот дом?
— Ага. Мне нужно было просторное жилье, и цена меня устроила, — он обводит рукой свои обширные, прилегающие к дому и саду угодья, размером не меньше нескольких акров.
— Здесь очень красиво, — говорю я. Этому полю ни конца ни края не видно.
— Да, нам здесь нравится, правда, ребятки? — спрашивает он собак.
Что-то в его словах меня настораживает: неужели он живет здесь один? Едва ли, ведь дом просто огромен. Наверняка у него есть красавица жена и целая куча замечательных детишек. Мое живое воображение тут же рисует картинку, словно взятую из каталога одежды «Боден»: вся семья обута в идеально сочетающиеся друг с другом веллингтоны[20] в горошек, а вокруг носятся их преданные домашние любимцы. С трудом я заставляю себя вернуться к нашему разговору.
