Но, каким бы симпатичным он мне ни казался, я ожидала увидеть перед собой совсем другого человека.
— Привет, — здоровается он. — Извини, не слышал, как ты подъехала.
Он дружелюбно улыбается, почесывая за ухом собачку, уже закончившую обедать и жаждущую внимания. Вытерев руку о свои видавшие виды штаны, парень с обезоруживающей улыбкой протягивает ее мне.
— Без проблем. У тебя тут столько дел, — отвечаю я. Моя собственная ладонь, всегда казавшаяся мне слишком крупной и полностью лишенной изящества, кажется на фоне его огромной лапищи рукой ребенка.
— С этими ребятками действительно ни минуты покоя, — радостно хохочет он, теребя подбородок, и посматривает на собак, которые с увлечением поглощают угощение и помахивают хвостами.
Черный лабрадор с сияющей на солнце шерстью подбегает ко мне и лижет мою руку.
— Привет, мальчик, — смеюсь я, наклоняюсь и глажу его по голове. Он смотрит на меня своими огромными карими глазами и — клянусь вам! — улыбается.
— Это Горацио, — поясняет парень. — Любит заводить новые знакомства.
— Какой милый!
— Он и сам это знает, — добродушно смеется он и отчего-то заглядывает мне за спину: — А где ваш щенок?
— Щенок? — О чем это он? Я и сама оглядываюсь, на случай если вдруг позади меня из ниоткуда действительно появилась какая-то собачка.
— А ты разве не та леди, что звонила мне насчет щенка, найденного на автостраде? — недоуменно спрашивает он, склонив голову набок.
— О нет, прости, должно быть, произошло недоразумение, — отвечаю я.
— Понятно. Простое совпадение, — пожимает плечами он, похлопывая по спине длинноухого спаниеля. — Та дама позвонила рано утром, рассказала, что какой-то идиот на ее глазах выбросил щенка из машины на полном ходу.
— Какой кошмар! — ужасаюсь я, поверить не могу, что люди могут быть такими жестокими. — Как так можно?
Он тяжело вздыхает:
— Я каждый день задаю себе тот же вопрос. Для некоторых животные — всего лишь игрушки.
— Надеюсь, за это предусмотрено хоть какое-то наказание! — Я прихожу в ярость от одной только мысли о том, что кто-то может так жестоко обращаться с беззащитными, невинными щенятами.
— Проблема в том, чтобы этих извергов поймать на горячем. И даже тогда будет очень сложно формально обвинить их в жестоком обращении с животными. — Он наклоняется и треплет по шее скулящего йоркширского терьера, который тоже уже справился со своей порцией.
— Какая ты у меня прожорливая, Конфетка, — восхищается он, почесывая любимицу за ухом. — Будь ее воля, съела бы все, что в доме нашла, в том числе и меня. И я ни в коем случае ее за это не виню — бедняжку чуть не уморили голодом в детстве.
Я смотрю, как собачка жмется к его ногам, и не верю своим ушам:
— Ее намеренно морили голодом?
Как вообще можно так издеваться над таким маленьким чудом?
— Да. Выбросили на улицу, даже коробку для нее не поставили. Она едва смогла подняться на лапы, когда мы ее нашли. Но потом пошла на поправку, потихонечку-полегонечку. Да, милая моя?
— Какая она симпатичная, — умиляюсь я, наблюдая, как маленький терьер носится вокруг нас, радостно повизгивая. — Так у вас здесь собачий приют?
Та парочка из магазина почему-то и словом об этом не обмолвилась, должно быть, думали, я и так все знаю.
— В точку, — довольно ухмыляется он. — Открыл вот, грехи замаливаю.
— Должно быть, здесь очень много работы. — Я люблю животных, но и представить себе не могу, как, должно быть, тяжело ухаживать за всеми этими собаками.
— Да, немало, — отвечает он. — Но оно того стоит. Многих из них уже не было бы в живых, не попади они ко мне. В том числе и красавца Горацио.
Горацио в этот момент сосредоточенно вылизывает мисочку, как будто от этого зависит вся его жизнь.
— Итак, если ты — не та женщина со щенком, то кто же тогда? — спрашивает он, окидывая меня любопытным взглядом.
Я растерялась: меня так увлекли собачьи истории, что я чуть не забыла, зачем вообще сюда приехала.
— Прости, меня зовут Коко Суон. У меня был этот адрес, а милая пара из здешнего магазинчика подсказала мне, как сюда добраться, — я жестом указываю в сторону дома. Как знать, быть может, Дюк там, внутри. У меня желудок сводит от одной только мысли об этом.
— О, так ты уже познакомилась с Тедом и Пег? — ухмыляется он. — Легендарная парочка.
— И меня это ничуть не удивляет! — смеюсь я в ответ.
— Так чем я могу помочь?
— Я ищу мистера Флинна. Он здесь? — спрашиваю я.
— Джеймса Флинна?
Значит, приемные родители назвали его Джеймсом, а не Дюком. Бедная Тэтти, монахини не уважили даже это ее желание.
— Да, — отвечаю я.
— Боюсь, здесь ты его не найдешь, извини. Он тут больше не живет.
— Как это? — расстраиваюсь я.
— Я купил у него этот дом больше трех лет назад. Меня зовут Мак Гилмартин. Я могу чем-нибудь тебе помочь? — снова улыбается мне он, и в уголках его глаз собираются веселые морщинки. Он и вправду очень привлекателен, напоминает чем-то Джеймса Адамса по прозвищу Гризли[19], хотя сейчас для меня это совсем не главное.
Я разочарована до глубины души. Как глупо было с моей стороны не догадаться о том, что Дюк или Джеймс, как его назвали родители, мог давным-давно отсюда съехать? И почему я такая наивная? Конечно, зря я надеялась, что найду сына Тэтти так легко. Зря питала иллюзии по этому поводу.
— Молчишь — значит, ничем? — спрашивает Мак Гилмартин.
— Прости, да, пожалуй, ты мне уже ничем не поможешь.
— У тебя было к нему какое-то важное дело?
— Можно и так сказать, — отвечаю я.
— Хм… А ты скрытная, — он снова склоняет голову набок.
— В смысле?
— Ты всегда так делаешь?
— Как делаю?
— Отвечаешь вопросом на вопрос?
— А я так делаю?
Он смеется:
— Да, ты снова это сделала, между прочим. Классический прием уклонения от ответа. А я по-прежнему о тебе ничего не знаю. Должен сказать, у тебя отлично получается.
— И ты, наверное, не знаешь, куда он переехал, да? — спрашиваю я, лихорадочно соображая. Да, Дюка-Джеймса здесь нет, но, возможно, он живет где-то поблизости. Может, мне все же удастся его найти. Надежда еще есть — может статься, история Тэтти на этом не заканчивается. Он может жить буквально через дорогу отсюда или, скажем, в соседнем приходе.
Вокруг нас носится целая свора собак: они все доели предложенное им угощение и теперь с любопытством нюхают воздух, пытаясь понять, есть ли у нас еще что-нибудь вкусненькое.
