Ричард был слаб, страшно слаб, но любовь хорошей, достойной женщины могла бы помочь ему преодолеть его слабость. Вместо этого он пригрел на груди змею.
Сперва она сомневалась в Нине. Мама невзлюбила ее с самого начала и пророчила, что с иностранкой Ричард никогда не будет счастлив, но Анна старалась отбросить всякую предвзятость и судить беспристрастно. При первой встрече с Ниной она была невольно поражена ее необычностью. Кто мог ожидать, что избранница Ричарда окажется настолько русской, настолько чужой! Все в ней было иноземным: черты лица, высокий рост, манеры, речь, походка… Но она была красавица — этого у нее было не отнять, а Ричард казался счастливым. И ради него Анна отбросила все сомнения и доверилась невестке. А потом и вовсе подпала под ее чары. Конечно, было ясно, что этого Нина и добивалась — очаровать ее. «Ах, Анна, твое зеленое шелковое платье будет смотреться великолепно, особенно с твоими изумительными волосами!..» Когда они бывали где-нибудь вдвоем, Нина всегда вызывала у окружающих восхищение — на нее засматривались, им вслед оборачивались, — и рядом с ней Анна и сама начала чувствовать себя в центре внимания.
После похорон матери Анна помчалась в Брайтон, зная, что уже любит Нину всем сердцем. Нина — жена ее покойного брата, ее дорогая сестра! Когда Нина позвонила и сказала, что едет в Челтнем, Анна от благодарности едва не потеряла дар речи. Ребенок Ричарда родится в доме, где родились они сами, и ей не придется расставаться с Джереми, которого только что перевели в Челтнем из Ньюкасла…
Но с самого начала Анну томили дурные предчувствия. Нельзя было не заметить, что с самого первого дня Нина держалась безучастно и отчужденно, и о чем бы ни заговаривала Анна, казалось, что невестка поддерживает беседу из вежливости. Поначалу Анна убеждала себя, что так и должно быть, ведь Нина понесла такую утрату и ждет ребенка; но она не могла не заметить, как Нина ожила, когда приехала погостить эта ужасная Мэгги Чаплин. Они двое так и ждали, когда же Анна оставит их наедине, и, выйдя из комнаты, она слышала, как понижаются их голоса, и представляла себе, как они шушукаются о всяких секретах. Ей было до смерти обидно, она чувствовала себя лишней. Наконец, нельзя было не заметить и того, как оживлялась Нина всякий раз, когда появлялся Джереми.
Когда она впервые заметила это, ей было даже приятно. До сих пор невестка была так подавлена, и Анна радовалась, видя, как Нина снова становится такой, как прежде. Но потом…
Анна укоряла себя, когда поняла, что начинает ревновать. Нина была не виновата в своей красоте, а Джереми — в том, что он, как всегда, сама внимательность и доброта.
А вот прислуга так не думала. Однажды на кухне Анна случайно услышала, как в судомойне хихикают Хелен и Джейн:
— Не говори, что не видишь, как его преподобие пялится на миссис Трулав, никак наглядеться не может, а она-то в интересном положении. Чего уж там, священник — тоже человек! Она настоящая роковая женщина… А уж мисс Трулав рядом с ней, бедняжка — красная, личико с кулачок…
Анна убежала в спальню и долго плакала. Она знала, что Джереми начал смотреть на Нину именно так, как они сказали, а Нина в свою очередь очаровывала его лестью, точно так же, как раньше очаровывала саму Анну.
А потом она зашла в гостиную и увидела, как они страстно держатся за руки. По сердцу ей словно полоснули ножом. Анна любила Нину, но, как ни горько это сознавать, их дружба была обманом. Было очевидно, что Джереми совсем потерял голову, это читалось у него на лице. Мама была во всем права. Права и насчет Нины, права, когда предупреждала Анну, что мужчинам нельзя верить.
Теперь, сидя на веранде, Анна мрачно усмехалась про себя. Когда Нина обезумела, она уже не казалась Джереми такой очаровательной. Она валялась по полу, изрыгая непристойности, когда в комнату вошел Джереми. На лице его выразился такой ужас и отвращение, что Анна простила его за то, что он поддался Нининой лести, и ликовала, веря, что он получил урок, которого не забудет.
Над головой у Анны захлопала крыльями летучая мышь, и она вернулась мыслями к сегодняшнему дню. Прежде всего необходимо как можно скорее отослать Кирилла. Мальчик слишком много общается с чернокожими служанками; если так пойдет и дальше, то скоро он будет тараторить на куку-яланджи не хуже своего дяди. Анна знала, что слишком холодна с малышом: он напоминал ей не только свою мать, но в еще большей степени своего отца. По мере взросления мальчика нужно будет внимательно отслеживать в его характере любые признаки слабости и принимать меры. Итак, Кирилла они отправят в школу-интернат, а сами останутся тут — до каких пор? Перед мысленным взором Анны простиралась бесконечная череда тягостных лет. А потом Джереми уйдет на покой и наконец согласится перебраться куда-нибудь поближе к цивилизации, в какой-нибудь город с университетом, где он сможет читать лекции, произносить речи и выслушивать от восхищенных студентов лестные слова о своих ботанических трудах.
Теперь Анна впервые ясно разглядела, каков на самом деле ее муж, сколько в нем честолюбия и эгоизма. На глаза навернулись горячие слезы, но она смахнула их. Она не должна, не имеет права поддаваться слабости.
Когда Анна наконец встала и вошла обратно в дом, это была уже другая Анна. В прежней Анне еще оставалось много от Анны Трулав — теперешняя Анна стала целиком Анной Грегори. Женщиной со стальной волей, которую закалило бесчестие, жгучее разочарование и зной северного Квинсленда.
Жизнь так и тянулась еще три года, и тянулась бы и дальше, если бы не погиб Джереми.
Когда старый Боб принес ей весть о том, что ее мужа сожрал крокодил, Анна подумала, что он лжет и что Джереми просто заблудился в джунглях. Снарядили верховой поисковый отряд, и старый Боб повел его на реку Дейнтри.
Вдоль берега устроили настоящую бойню, и потребовалась целая неделя, чтобы найти крокодила, сожравшего Джереми. «Его часы, миссис Грегори… — Стоя на верхней ступеньке крыльца, один из участников экспедиции подал ей сверток. — Мы нашли их в брюхе крокодила». Остальные мужчины в молчании стояли внизу, у крыльца, сняв шляпы. В доме пронзительно завыли аборигенки.
До этой самой минуты Анна не решалась поверить в то, что Джереми мертв. Но когда она почувствовала в руке тяжесть часов, то поняла, что это знак свыше. Бог все-таки не хотел, чтобы она провела остаток дней в Порт-Дугласе.
_____
С тех пор прошла, казалось, целая вечность. Анна, стоя под джакарандой, махнула на прощанье Мэй Тримбл, которая, грузно переваливаясь, направлялась по Коронейшн-драйв к трамвайной остановке. Она знала, что здесь, под джакарандой, прекрасно смотрится, и летом позапрошлого года сфотографировалась на этом месте, на фоне деревянного дома с верандой. В прошлом году она послала снимок в Англию.
В своих ответах подруги восторгались великолепием тропической растительности и тем, как молодо Анна выглядит. «Южный климат тебе явно подходит, — писала одна из них. — Пока мы тут никнем от холода, ты только цветешь от зноя!» Анна ненавидела жару, но, вне всяких сомнений, в этом комплименте было немало правды: жара не причинила ей особого вреда. По вечерам она протирала руки лимоном, смазывала лицо ланолиновым кремом и выглядела моложе большинства своих ровесниц.
