Хотя у Эмилио болели руки, он позволял Джону цепляться за него и с отстраненным интересом осознал, что боль выносить легче, потому что его не волнует, долго ли она будет длиться на этот раз. «Полезный урок», — подумал Эмилио, через голову Джона глядя на наружные люки ангара. Пыли на них не было, а значит, их недавно открывали.
— Идем, — сказал он. — Вернемся внутрь. Сможешь встать?
— Угу. Конечно.
Самостоятельно поднявшись на ноги, Джон вытер лицо, но тут же привалился к герметичной каменной стене, выглядя даже более расхлябанным, чем обычно. — Пойдем, — произнес он спустя минуту.
Когда они подошли к люку, который вел в жилые отсеки, Эмилио жестом попросил Джона постучать по нему.
— Не уступай им, Джон, — сказал Эмилио, пока они ждали, чтобы их выпустили.
Сперва Джон, похоже, не понял, но затем кивнул и выпрямился.
— Слова нужны, чтобы изворачиваться, — тихо произнес Эмилио Сандос, больше не видя Джона. — Не уступай этим ублюдкам.
Дверь открыл не Нико, а Шон Фейн, выглядевший точно гнев Господний. Молча приняв Джона на свое попечение, Шон повел его к верхним каютам. Карло нигде не было видно. Железный Конь тоже ушел, но откуда-то снизу смутно доносился голос Джозебы, требовательный и настойчивый.
Скрепы ждали Эмилио на столе, за которым Нико обедал вместе с квадратным, тучным типом, чья массивная туша находилась в замечательном контрасте с его цветочной, будто нанесенной импрессионистом расцветкой: бледно-желтые, цвета нарцисса, волосы, спадавшие на розовую кожу, и глаза, голубые, как гиацинт.
Сев за стол, Сандос придвинул скрепы к себе и всунул в них кисти, одну за другой.
— Франц Вандерхелст, — молвил толстяк, как бы представляясь. — Пилот.
— Эмилио Сандос, — ответил его сосед по столу. — Рекрут.
Положив руки на колени, он оглядел огромного молодого человека, сидевшего рядом с Францем.
— А вы — Нико, — опознал Сандос, — но мы не были официально представлены.
— Эмилио Сандос — Никколо д'Анджели, — услужливо произнес Франц с набитым ртом. — Он говорит мало, но… chizz e un brav'scugnizz'… ты хороший паренек, не так ли, Нико? Si un brav' scugnizz', eh, Nico?[23]
Прежде чем ответить, Нико промокнул рот платком, стараясь не задеть нос, выглядевший слишком бледным.
— Brav' scugnizz',[24]— послушно подтвердил он, серьезно глядя на них ясными карими глазами. Его голова была несоразмерно мала для человека с такими габаритами.
— Как нос, Нико? — без тени угрозы спросил Сандос. — Все еще болит?
Но Нико, похоже, напряженно думал о чем-то другом, поэтому Сандос повернулся к Францу.
— В последнюю нашу встречу, вы, насколько помню, помогали Нико выбивать из меня дурь.
— Вы чуть не влезли в навигационную программу, — резонно заметил Франц, загружая в рот новую порцию. — Мы с Нико делали свою работу. Вы обиделись?
— Нисколько, — любезно известил Сандос. — Судя по вашему акценту, вы из… Йоханнесбурга?
Франц наклонил голову: угадал!
— А судя по имени, вы не католик.
Проглотив кусок, Вандерхелст состроил оскорбленную мину.
— Голландский агностик-протестант — это совсем не то, что агностик-католик, имейте в виду.
Сандос кивнул, принимая высказывание без комментариев. Откинувшись на спинку кресла, он огляделся.
— Все самое лучшее, — заверил Франц, проследив за взглядом Сандоса. — Каждый прибор, каждый предмет оборудования сияет, протертый от пыли и аккуратно уложенный или надлежащим образом используемый, с гордостью отметил Франц. «Джордано Бруно» — отлично обустроенный корабль. И гостеприимный к тому же — Франц поднял почти невидимые желтые брови, а заодно и бутылку «Пино Гриджо». Сандос пожал плечами: почему нет?
— Стаканы над раковиной, на второй полке, — сказал Франц, возвращаясь к еде. — Если голодны, перекусите. Тут богатый выбор. Босс обеспечивает отличный стол.
Сандос встал и направился к камбузу. Франц слышал, как он поднимает крышки кастрюль и открывает камеры хранения продуктов, оценивая выбор, который и впрямь изумлял. Через несколько минут Сандос вернулся со стаканом в одной механизированной руке и тарелкой куриного каччиаторе в другой.
— Вы здорово управляетесь с этим штуковинами, — произнес Франц, указывая вилкой на скрепы.
— Да. Требуется практика, — бесстрастно откликнулся Сандос. Плеснув себе немного вина, он отпил глоток, после чего принялся за тушеную курицу.
— Очень вкусно, — сказал спустя какое-то время.
— Нико приготовил, — сообщил Франц. — У Нико много талантов.
Нико просиял.
— Я люблю готовить, — объявил он. — Bucatini al dente, жареный scamorza, pizza Margherita, омлет с баклажанами…
— Я думал, вы не едите мяса, — сказал Франц, пока Сандос жевал курицу.
Сандос посмотрел на свою тарелку.
— Я буду проклят, — заметил он мягко. — Руки страшно болят, но мне и на это плевать. Чем меня накачали?
— Это разновидность квелла, — ответил из-за его спины Дэнни Железный Конь.
Бесшумно обогнул стол, он встал за спиной Нико, напротив Сандоса. Франц — весьма довольный — переводил взгляд с одного лица на другое, словно зритель на Уимблдоне.
— Его применяют при подавлении тюремных бунтов, — сказал Железный Конь. — Когнитивные способности не затрагиваются. Эмоции сглаживаются.
— Твоя идея? — спросил Сандос.
— Идея Карло, но я его не отговаривал.
Дэнни и самого будто накачали квеллом — если судить по эмоциям, которые он проявлял; Франц уже начал разочаровываться.
— Занятное снадобье, — прокомментировал Сандос. Подняв нож, он лениво проверил его острие, затем глянул на тарелку. — После тех массовых избиений запах мяса вызывал у меня тошноту, но сейчас…
Пожав плечами, Сандос оторвал взгляд от лезвия и посмотрел на Железного Коня.
— Полагаю, я мог бы вырезать и съесть твое сердце, — сказал он с легким удивлением, — если бы надеялся, что это подарит мне десять минут с моей семьей.
Железный Конь остался бесстрастным.
— Не поможет, — откликнулся он.
Франц улыбался.
— Нет. Поэтому принимаю создавшуюся ситуацию.
— На это я и надеялся, — произнес Железный Конь и направился к выходу.
— Дэнни? — позвал Сандос, когда Железный Конь уже был в проеме.
