Потревоженный разговором и смехом, малыш потянулся и захныкал. Оба уставились на него, застыв в напряженном ожидании. Когда ребенок затих, Ариана вновь заговорила, теперь приглушенно:
— Я забеременела сразу после того, как умерла мама. Знаешь, что мы говорим на Новый год?
— Buona fine, buon principio, — произнес Эмилио. — Хорошее завершение, хорошее начало.
— Да. Я надеялась, что родится девочка. Думала, как будто вернется мама. — Улыбнувшись, она пожала плечами и, потянувшись, коснулась пальцами пухлой и мягкой щечки малыша. — Его зовут Томмазо.
— Как умерла твоя мать? — спросил он наконец.
— Ты знаешь, она была медсестрой. Когда я пошла в школу, она вернулась на работу. Благодаря тебе мы ни в чем не нуждались, но мама хотела приносить пользу.
Эмилио кивнул с застывшим лицом.
— В общем, была эпидемия… патоген изолировать не смогли, и болезнь разошлась по всему миру. По какой-то причине хуже всего ее переносят пожилые женщины. Здесь, в Неаполе, ее называют поппа-болезнь,[47]потому что из-за нее умерло очень много бабушек. Последняя разборчивая фраза, сказанная мамой, была: «Богу придется объяснить мне кое-что».
Рукавом куртки Эмилио вытер глаза и рассмеялся:
— Как это похоже на Джину.
Они надолго замолчали, прислушиваясь к пению птиц и разговорам, звучавшим вокруг.
— Конечно, — сказала Ариана, словно бы не было паузы, — Бог никогда не объясняет. Когда жизнь разбивает тебе сердце, предполагается, что ты должен собрать осколки и начать сначала.
Она посмотрела на Томмазо, спящего в коляске. Нуждаясь в утешении его теплого тельца, наклонилась и осторожно его подняла, одной рукой придерживая поросшую мягкими волосами голову. Чуть погодя Ариана улыбнулась отцу и спросила:
— Не хочешь подержать внука?
«Дети и младенцы, — подумал он. — Не делай со мной этого опять».
Но отказываться было неловко. Эмилио посмотрел на дочь, о которой даже не мечтал, и на ее крошечное дитя, нахмуренное и кроткое в этом сне без сновидений, и нашел свободное пространство в переполненном некрополе своего сердца.
— Да, — наконец сказал он — изумленный, смирившийся и отчего-то довольный. — Да. Я очень этого хочу.