Но душевные муки, не оставлявшие ее ни на минуту, не утихали. Элизабет старалась найти себе занятие, чтобы отвлечься и не мучить себя мыслями об Остине. Что он сейчас делает и с кем?
Сколько бы цветов она ни собирала, сколько бы туалетной воды ни приготовляла из сирени, сколько бы часов ни проводила за чтением, ее сердечная боль не утихала. Она старалась успокоить себя тем, что избавила Остина от страданий, неизбежных, если бы он лишился ребенка, и от одиночества в холодной супружеской постели, но ничто не могло избавить ее от невыносимой боли — каждый раз, когда она мысленно видела перед собой его лицо.
Эти воспоминания не покидали Элизабет, и кровь застывала у нее в жилах. Он смотрел на нее так же, как и в те последние минуты перед расставанием, — с ненавистью.
Горячие слезы лились из ее глаз, и она раздраженно смахивала их перчаткой. Она дала себе обещание, что сегодня не будет плакать. Сколько еще времени должно пройти, прежде чем она сумеет прожить целый день без слез? Элизабет чуть не рассмеялась: Боже, сколько времени должно пройти, прежде чем она проживет без слез один час?
— Вот вы где, — раздался у нее за спиной веселый голос Роберта. — Мы с Каролиной уж подумали, что вы заблуди-лись.
Элизабет охватило смятение, и она торопливо вытерла глаза. Проклятие! Она опять плакала. Несмотря на улыбку, ее глаза красноречиво говорили о бессонных ночах и глубокой печали.
Роберт взглянул на нее и чуть не споткнулся. Черт бы побрал его брата, что это с ней? Неужели Остин не видит, как она несчастна? Нет, конечно же, не видит: он же в Лондоне. Три недели назад Остин попросил отвезти их мать, Каролину и Элизабет в Уэсли-Мэнор, объяснив, что не хочет, чтобы они возвращались в Брэдфорд-Холл, пока не будет закончено дело об убийстве сыщика.
Но Роберт знал, что между братом и Элизабет произошло что-то серьезное. Он накануне был у Остина и за время, проведенное с братом, понял, что Остин так же несчастен, как и Элизабет, если не более. Еще никогда не видел он Остина в таком подавленном состоянии.
Что касается Элизабет, то он никогда не встречал более унылого, убитого горем человека, чем его невестка. Она напоминала ему красивый цветок, который забыли полить, и он поник и увял. Ладно, с него достаточно. С тем, что разделяет Остина и Элизабет, должно быть покончено.
Притворившись, что не замечает слез, все еще блестевших на ее глазах, он с подчеркнутым почтением поклонился ей.
— Как хорошо вы выглядите, Элизабет.
Не давая ей ответить, он взял ее под руку и повлек за собой по дорожке..
— Мы должны поторопиться: карету подадут через… — Он быстро прикинул, сколько времени потребуется матери и Каролине для сборов. — Два часа. Мы не должны задерживать остальных.
Роберт знал, что обе женщины возмутятся, когда он сообщит им об отъезде, но трудные времена требуют решительных мер.
— Карета? Остальные? О чем вы говорите?
— О, это о нашей поездке в Лондон. Разве Каролина вам не сказала?
Он взглянул на нее и заметил, что она заметно побледнела.
— Нет. Я… я не хочу ехать в Лондон.
— Конечно же, хотите. Слишком много дней, проведенных в одиночестве в деревне, — это угнетает. Мы сходим в театр, пройдемся по магазинам, посетим музеи…
Элизабет остановилась и высвободила свою руку.
— Роберт.
— Да?
— Хотя я и ценю ваше приглашение, боюсь, я не могу поехать с вами. Надеюсь, вы хорошо проведете время.
Роберт подумал: а представляет ли она, как сжимается его сердце при виде ее нескрываемой печали? И догадался, почему она не хочет ехать. Этот идиот братец…
Вздохнув, он покачал головой:
— Жаль, что вы не едете с нами. Большой пустой дом с вами стал бы совсем другим.
Элизабет нахмурилась:
— Пустой?
— Ну да, без Остина. Он уехал в Суррей на… ежегодный осмотр владений. — Ежегодный осмотр владений? Он чуть не поднял глаза к небу, потрясенный собственной выдумкой.
— Боюсь, он не упоминал об этом.
Покачав головой, Роберт с негодованием фыркнул:
— Так похоже на моего старшего брата! Всегда забывает предупредить.
— Как долго он пробудет в Суррее?
— О, по крайней мере недели две, — с серьезным лицом солгал Роберт. — Мы прекрасно проведем время. Да и Каролина закапризничает, если вы с нами не поедете. Нужно же ей с кем-то ходить по магазинам, а у матушки слишком строгий вкус. И вы меня спасете от страшной участи человека, которому не с кем поговорить, кроме матушки и сестры. — Он скорчил гримасу, изображая ужас. — Вот видите? Вы просто обязаны ехать.
Роберт с облегчением заметил непритворную улыбку на ее лице — слабую улыбку, но тем не менее искреннюю.
— Хорошо. Возможно, поездка в Лондон внесет приятное разнообразие. Спасибо, Роберт.
— Я очень рад.
— Полагаю, мне надо пойти и собрать вещи.
— Прекрасная мысль. Идите. Я скоро приду.
Он смотрел ей вслед, ожидая, когда она скроется из виду. Убедившись, что Элизабет не увидит его, он перемахнул через изгородь (совершенно неподобающим лорду образом — увидев это, его мать лишилась бы чувств) и сломя голову бросился к боковому входу в дом.
Ему надо было сообщить Каролине и матери о предстоящем отъезде.
Беременна ли она?
Остин сидел в кабинете, держа в руках бокал бренди (уже четвертый по счету), и смотрел на огонь, безуспешно пытаясь отогнать от себя вопрос, вот уже три недели не выходивший у него из головы.
У камина стоял Майлс и рассказывал что-то из последних сплетен, услышанных им в клубе, но Остин не имел ни малейшего представления о том, что говорил его друг. Не было сомнения, что после еще нескольких бокалов он вообще перестанет слышать Майлса. Возможно, он перестанет и чувствовать что-либо.
За последние три недели он разыскал двух солдат, служивших вместе с Уильямом, но оба они, как и год назад, утверждали, что вместе со многими другими видели его в тот день перед битвой. Остин также ждал дальнейших указаний от шантажиста, но ничего больше не приходило. Почему тот не стремится быстрее получить затребованные им пять тысяч фунтов? Если бы Элизабет была здесь, она, возможно, могла бы…
Остин хотел прогнать эту мысль, но было поздно, слишком поздно. Она уже не покидала его, и как бы он ни пытался не думать о ней, его по-прежнему мучил вопрос: беременна ли она? Он жаждал ответа, но боялся его. Если да, у них будет ребенок — ребенок, обреченный умереть. Если нет, то с их браком покончено. Горький смех комом застрял у него в горле. В любом случае их супружеская жизнь закончилась.
Прикончив бренди, Остин поднялся и подошел к столу, уставленному хрустальными графинами. Стол располагался у окна, выходившего на улицу. Налив себе двойное бренди, Остин отдернул гардину.
