— Как это не хотим? Мы только о тебе и думаем, —опешила я.
— А почему вы не подумали о том, как я буду жить безнее?
Вадим опустил голову на подушку и тяжело задышал. По всейвероятности, у него начался жар. Я посмотрела на перепуганную Милку и встала.
— Может, вызвать врача или медсестру?
— Не надо никого вызывать, — голос Вадима сталжестким, раздражительным. — Не нужно никого звать. Я не хочу и не могужить без нее. Я ее люблю… Я пришел на пляж и увидел ее лежащей на траве. Онабыла такая красивая, словно с картинки… Совершенные формы тела… Грудь, ноги,изящные изгибы… Я оставил машину у ее дома и дошел до пляжа пешком. Я зналместо, где она загорает. Она всегда загорает на одном и том же месте. На еелице лежала панама. Я подумал, что она спит, и захотел ее напугать. Несколькосекунд я не мог отвести от нее глаза. Она притягивает как магнит. Слишкомкрасива и слишком откровенна. Я сел рядом и, наклонившись, решил поцеловать еев губы. Губы были холодными, словно лед. Слишком холодными и слишком синими.Тогда я поднял панаму и увидел, что у нее закрыты глаза. Она так и не смогла ихоткрыть. Я взял ее за руку, она была какая-то неестественно желтая, пульсотсутствовал. Я положил голову на ее грудь… Сердце тоже молчало. Оноостановилось, не издавало ни звука… Я не плакал черт знает сколько лет, но вэтот момент я заплакал, как маленький мальчишка. Просто заплакал. То ли отсобственного бессилия что-либо изменить, то ли от того, что понял, что умерлане просто красивая женщина, а умерла моя любовь… Мы с Милкой переглянулись.
— Господи, что он несет? — жалобно спросиланесчастная Милка.
— У него жар, — попыталась успокоить ее я.
— Но ведь он в сознании?!
— Он бредит. Он просто бредит.
— Я в сознании, — перебил нас Вадим. — Я всознании. Я просто хочу покаяться. Я взял ее на руки и пронес несколько метров.Я шел и плакал. А потом я испугался. Я положил ее на землю и убежал… Яперепугался, что в ее смерти посчитают виновным именно меня. Я трус. Я добежалдо ее дома, сел в машину и уехал на бешеной скорости. Наверно, Бог решил менянаказать, поэтому в этот вечер в меня кто-то выстрелил.
Милка посмотрела на меня своими большущими глазищами инервно сжала кулаки. Я подошла к Вадиму поближе.
— Вадим, а ты уверен, что она была мертва? Может быть,она приняла сильнодействующее снотворное и крепко уснула?
— Она была мертва, — сказал Вадим. — Я же неконченый лох и могу понять, умер человек или нет. У нее не было пульса, а еесердце не стучало. Я не знаю, отчего она умерла. У нее не было особых проблемсо здоровьем. И все же это было не убийство. Она умерла сама. На ее теле небыло следов ни от пули, ни от ножа. Что-то случилось с сердцем. Возможно, онопросто остановилось. Оно не выдержало. Наверно, в этом есть и моя вина. Яслишком долго колебался. Мучил себя, ее, жену… Нужно было что-то решать. Онасильно переживала. Наверно, она очень сильно меня любила. Она всегда пахласпелой пшеницей. Я любил этот запах. Она была особенной, наверно, именнопоэтому даже пахла по-особенному. Странно, но даже мертвой она пахла какраньше. Казалось, что даже смерть не смогла помешать ее красоте… Даже смерть…
Вадим замолчал, и на его глазах показались слезы. Милказакинула ногу на ногу и повернулась ко мне.
— Ты слышала? Ты слышала, что он несет? И как я,по-твоему, должна к этому относиться?!
— Он в бреду. Ты же сама понимаешь, что он говоритглупости.
— Тебе легко говорить. Представь, что бы ты делала,если бы тебе такое сказал Юрец. Ты бы умерла сразу. У тебя бы сердце невыдержало. А я ничего, живу… Мой муж заявляет о том, что он любит запах другойженщины. Нет, с меня довольно.
— Прости, — Вадим взял Милку за руку и нежно еепоцеловал. Милка повела плечами и тихонько всхлипнула. — Прости, я не имеюправа тебя обижать. Знаешь, ее наверно, сразу нашли. На ней есть мои отпечаткипальцев…
Милка вытерла слезы, сунула платок карман.
— Ты уверен, что она умерла?
— Конечно, на все сто. Я никогда не смогу себе проститьто, что так подло сбежал. Я был обязан сообщить о случившемся ее бабушке,проводить ее в последний путь. Говорят, что покойники все видят и даже могутнас осуждать. Наверно, Ольга наблюдает за мной сверху и осуждает за мою трусостьи подлость. Она не понимает, как смогла полюбить такого ничтожного человека.
— Выйдем на пару минут, — шепнула я Миле.Очутившись за дверью больничной палаты, я слегка тряханула Милку за плечи,чтобы привести ее в чувство.
— Давай, подруга, держись. Не раскисай.
— Ты что-нибудь понимаешь?
— А что тут непонятного? Вместо термоядерных капсул тыкупила сильнодействующее снотворное. Когда Вадим нашел Ольгу, она крепко спала.Проспалась и пошла домой.
— Но он говорит, что у нее не было пульса…
— Возможно, он был так перепуган, что не нащупал его.
— А как же тогда сердце?
— Мил, ну, что ты, ей-богу, — не выдержалая, — несколько минут назад ты сидела в машине и наблюдала за Ольгой. Онапрекрасно выглядела.
Помолчав, я в упор посмотрела на свою подругу и тяжеловздохнула:
— Или ты ошиблась?
— В чем? — Милка побледнела, стала белеебольничной стенки.
— Ты уверена, что та девушка, которую мы сегоднявидели, Ольга?
Мила тряхнула головой.
— Еще бы! Я ее хорошо запомнила. Я же за ней стольковремени следила, да и на пляже с ней загорала. Ее грех не запомнить. И ты же сней утром по телефону говорила…
— Говорила…
— Ну вот!
— Тогда не бери в голову. Вадим сейчас не в себе. Несетвсякую чушь. Он был очень испуган и не смог отличить спящую девушку от умершей.Исполни супружеский долг и посиди у кровати любимого человека. Вечеромсозвонимся. Смотри, не натвори никаких глупостей.
— Я бы у этого гада вообще не сидела, — произнеслаМила обиженным голосом. — При живой жене такие вещи говорит! Словно меня ивовсе нет. Только о себе думает, а о чувствах близкого человека ни грамма…
— Ты ему нужна. Ему сейчас очень плохо, —постаралась успокоить я подругу.
— А представь, что будет, когда он узнает, что Ольгажива? Он даже не вспомнит, что я его выхаживала, и побежит к ней. Он же дурак,не понимает, что он ей как мертвому припарка.
— Не думай о плохом.
