— «Мы знали, что нужно все вытерпеть, — читал Луис, не замечая моего подавленного состояния. — В течение этих бесконечных часов наши палачи отдыхали по два раза за смену. И каждому из братьев пришлось вытерпеть по три смены. Инквизиторы задавали мне те же непристойные вопросы, что и в первый раз, только теперь при этом присутствовали офицеры короля, желавшие знать, где мы спрятали сокровища, которых они так и не нашли. Лживый монарх, вор и убийца! Мы не утверждали, что соблюдали требования устава ордена, не отрекались от нашего Господа Иисуса Христа, не поклонялись нечистому, не прелюбодействовали со своими братьями. Мы отрицали также, что прятали какие-либо сокровища. Я скорее отдал бы жизнь, чем позволил бы этому недостойному королю, трусливому и жестокому, и этим презренным инквизиторам завладеть тем, что принадлежало нам.
Все братья из Каталонии, Арагона и Валенсии выдержали истязания и заявили о своей полной невиновности. Некоторые умерли от пыток, других разбил паралич, а Хайме II, этот монарх-ханжа, чтобы снискать расположение тех, кто нас поддерживал, прислал врачей и лекарства. Лицемер!
Почти год спустя нас всех собрали в Барбера, и собор в Таррагоне объявил нас невиновными.
Однако Храма уже не было. Еще за несколько месяцев до этого Климент V издал буллу «Vox in excelso», согласно которой орден, вписавший столько славных страниц в историю христианства, запрещался на вечные времена. Кроме того, запрещалось под страхом отлучения от церкви «кому бы то ни было выдавать себя за тамплиеров». Нас даже лишили права именоваться тамплиерами!
Король назначил нам пенсии в зависимости от занимаемой должности. Мне, как сержанту, стали платить по четырнадцать динеро. Нам надлежало жить в домах, управлявшихся клириками, которые никогда раньше не были тамплиерами. Надлежало также соблюдать обет непорочности, бедности и послушания. Мы имели право отказаться от четвертого зарока — борьбы с неверными. Фактически же у нас и средств не было для борьбы.
Прошло пять лет с тех пор, как я в последний раз стоял на палубе «Санта-Коломы», но всегда, закрывая глаза, я видел наполненные ветром паруса моего корабля с красным крестом посредине. Корабль направлялся на Альмерию, Гранаду, Тунис или Тримерсен, чтобы взять на абордаж или пустить на дно корабли сарацинов. Это видение преследовало меня за утренней молитвой, за трапезой, на прогулке, постоянно. Обретя свободу, я подумывал о том, чтобы вместе с некоторыми братьями достать галеру и вернуться к борьбе против неверных. Страстно желая этого, я строил планы вместе с несколькими братьями. Кое-кто из них никогда не поднимался на борт корабля. Но все мы желали снова стать полезными и вернуть свое честное имя. Однако мы так ничего и не сделали. Несбыточные мечты стариков! Мне было сорок пять лет, но меня истощили пытки и тюрьма. Я начал испытывать страх, а мысль провести остаток жизни в молитвах становилась все более привлекательной. Один брат обучил меня искусству рисовать. Моя пенсия позволяла мне приобретать доски, штукатурку, клей и краски. Мне казалось, что я угожу нашему Господу, если смиренно и непритязательно буду изображать его святых, чтобы люди молились им.
Тем временем до нас дошло известие о том, что папа и Хайме II, как стервятники, поссорились, не поделив между собой наше наследие. Король добился того, чтобы из буллы того года «Ad providam Christi», по которой папа передавал имущество ордена братьям госпитальерам, исключили испанские королевства. После этого он получил от папы разрешение учредить орден Монтеса, который был бы верен ему и унаследовал бы имущество тамплиеров в королевстве Валенсия. В конце концов он согласился, чтобы имущество в Каталонии и Арагоне перешло госпитальерам, кроме того, что должно было компенсировать потери, нанесенные ему нами. Он завладел таким количеством денег и драгоценностей, что в некоторых храмах было невозможно осуществлять церковные обряды из-за нехватки литургических предметов. Рента с наших владений, которыми король управлял десять лет, все это время споря с папой, также стала поступать в его личное распоряжение. Исключение составили некоторые замки стратегического назначения. И наконец, он заставил братьев госпитальеров платить нам пожизненные пенсии.
Мы не могли публично использовать имя тамплиеров, но никто из наших братьев не вступил ни в какой другой орден.
Почти через два года после нашего освобождения пришло известие из Франции. Презренный король Филипп, по прозвищу Красивый, поспешно отправил на костер магистра ордена тамплиеров Жака де Моле, а с ним еще двух важных сановников. Старик наконец восстановил свою честь, утраченную из-за тюремного заключения и пыток. Он во всеуслышание заявил о непорочности и неподкупности ордена, обвинив при этом и короля, и папу. Жак де Моле умер на костре, вопия о своей и нашей невиновности. Говорят, на костре он предрек, что короля Франции и понтифика ждет скорый суд Божий. И оба при странном стечении обстоятельств умерли в том же году.
Король Хайме прожил гораздо дольше и отправился на тот свет в монастыре Сантес-Креус, что неподалеку от монастыря Поблет. Рассказывают, что он испустил дух с наступлением ночи, когда зажигались лампады. В записи о его смерти сказано: Circa horam pulsacionis cimbali latronis. Я не очень горазд в латыни, но речь идет о сумерках. То есть о том времени, которое называют часом жулика.
И теперь, когда наконец восторжествовала справедливость и свершился суд Божий, завершается и мой рассказ. Я также надеюсь в скором времени предстать пред Ним и молюсь о Его милосердии. Я молю Его и о том, чтобы в будущем снова возник в какой-либо форме орден тамплиеров и продолжил борьбу за свет и добро.
В конце пути, подавив гордую надменность и тщеславие, после побед и поражений, страданий и страстей, я понял: тайна того, что я охранял, принадлежит Богу. Она схоронена в земле, по которой ходили святые, и в Божественной сущности Девы Марии. Да простит мне наш Господь мои грехи и пожалеет мою душу».
ГЛАВА 40
Мы молча смотрели друг на друга. Рассказ тронул меня. Наконец заговорил Ориоль как знаток истории:
— Рассказ, видимо, подлинный. Кажется, будто настоящий монах-тамплиер поведал нам свою историю, но на современном языке. В частности, в нем использованы такие вопросительные формы обращения к читателю, как у Рамона Мунтанера, каталонского каудильо и хроникера эпопеи наемников в Турции и Греции, современника Арнау. Например: «Что вам сказать?» или «Что я скажу вам?» Возможно, этот текст — копия более древних документов. Возможно, кто-то изложил в письменной форме какое-то устное предание. Я склонен принять первый вариант. В документе много очень точных подробностей. Мне хорошо известна эта историческая эпоха: все происходило именно так, как об этом рассказывает Арнау. И хотя он изображает Хайме II подонком, тот был весьма способным правителем. Вместо того чтобы оказать сопротивление папе, как это сделали его отец и прадед, Хайме II повел себя с папой весьма правильно и добился того, что папа передал ему во владение Корсику и Сардинию. Он сделал вид, что ведет войну против своего брата, как того требовал Климент V, но, когда начал побеждать, отвел войска и позволил брату править Сицилией, которой раньше правил сам. Так этот остров остался владением семьи и был недосягаем для французской короны. При Хайме II возросло влияние правящей династии Барселоны и Арагона в Средиземноморье. Папе не удалось оставить за собой ни одного владения тамплиеров Арагона и Валенсии. Напротив, в выигрыше оказался Хайме II! Вполне разумно, что он укрепил оборону против своего французского конкурента, заработавшего огромное состояние за счет тамплиеров. Деньги всегда были и остаются самым существенным стратегическим фактором оснащения армий.
