Получив от меня кольцо, она улыбнулась. Не сказала «спасибо», не возразила: «Нет, нет, что ты. Энрик дал это тебе, и держи его у себя, оно твое». Просто взяла и надела на палец. Так, словно всегда владела им. Впрочем, Алиса поцеловала и обняла меня. Уверена, она не раз видела себя во сне древним тамплиером-мужчиной: на боевом коне, в шлеме и кольчуге, направляющимся на битву. А позади нее следовал оруженосец с запасным боевым конем. И этим оруженосцем мог быть любой из нас. Или любая. Но не было никого столь же благородного и властного, как она.
— Спасибо, — сказала наконец Алиса, внимательно посмотрев на кольцо.
Так кольцо, символ нашей авантюры, покинуло мой палец, знаменуя тем самым завершение периода, самого чудесного в моей жизни. Это время закончилось.
А теперь я возвращаюсь самолетом в Нью-Йорк, чтобы продолжить карьеру адвоката, переходя от одного судебного дела к другому. Родители обещали встретить меня в аэропорту и… Вот так сюрприз! Там же я встречусь с Майком. Он счастлив, что я преодолела свалившиеся на меня трудности. Майк принесет свое кольцо, баснословный солитер, излучающий сияние незапятнанной чести. Это кольцо — залог шикарной жизни с отпрыском одного из самых богатых семейств Уолл-стрит. Такие вот дела. Это не совсем то, что происходит в конце кинофильма. Реальность, к несчастью, такова, какова она есть.
Как только было найдено сокровище, как только похоронили Арнау в церкви Святой Анны, безумное счастье сменилось здравомыслием и размышлениями о будущем.
Я предложила Ориолю поехать со мной. Он предложил мне остаться. Я сказала ему, что меня ждет блестящая карьера в Нью-Йорке. Он ответил, что у него работа в Барселоне. «Такую работу, как здесь, можно найти в любом месте, и ты наверняка найдешь что-то лучшее в Америке». «Исследователь Средних веков в Нью-Йорке? — невесело засмеялся Ориоль. — А вот ты могла бы сделать блестящую карьеру адвоката в Барселоне». Я возразила, что в моей нью-йоркской конторе работают лучшие адвокаты мира и нигде больше я не узнала бы так много и не достигла таких высот. «Поедем, пожалуйста. Прояви смелость, стань мужем своей жены. Брось. Не строй из себя мачо. Я никак не ожидала от тебя такого».
Он ответил со слезами на глазах: «Дело не в этом, Кристина. У тебя есть крылья, у меня — корни. Здесь моя земля, моя культура. Я живу ради нее. Я не могу уехать. Останься и поднимись вместе со мной в Барселоне на такую высоту, на какую только сможешь».
Ориоль приехал в аэропорт проводить меня, и у нас состоялся последний разговор. Мы все еще пытались убедить друг друга. Но все кончилось словами:
— Прощай, Ориоль. Скоро увидимся, — солгала я и до сих пор не знаю почему. — Будь счастлив.
— Прощай, любовь моя. Лети на своих крыльях, удовлетворяй свои амбиции. Долети туда, куда никому не удавалось долететь.
Как это печально, правда? Я всю дорогу проплакала, израсходовала все свои бумажные салфетки и всю туалетную бумагу в уборной.
А теперь я иду по проходу международного аэропорта Кеннеди в Нью-Йорке. Там, за пунктами паспортного и таможенного контроля, меня ожидают родители и Майк. Они счастливы, что увидят свою овечку, отбившуюся от стада.
А позади осталось то, что могло быть, но чего никогда не будет. Великая любовь. Не «романчик». Любовь. Ориоль был у меня первым и, если бы моя семья осталась в Барселоне, почти наверняка стал бы последним. Но нужно быть разумной. Нужно быть практичной.
Разумной? Практичной? Ради чего?
Почему я не могу позволить себе второй попытки прожить эту параллельную жизнь? Сердце умоляло меня вернуться, разум не позволял мне отказаться от карьеры в Нью-Йорке. Может, я в самом деле добилась бы профессионального успеха в Барселоне? Почему не попытаться? Осталась бы на всю жизнь с грузом сомнений, сожалений?
Сагре diem. Я так ничему и не научилась? Я проиграла в споре с Ориолем, но порой своевременное признание поражения ведет к победе. Нужно было попытаться.
И я сделала поворот на 180 градусов. Оставила свой багаж, оставила все. Все. Пошла в кассу и купила билет на ближайший рейс в Барселону.
— Молодого сеньора Ориоля нет дома, — ответила горничная.
— Не знаете, когда он вернется? — нервничая, спросила я.
— Не знаю. Его не будет ни сегодня, ни завтра. Он уехал путешествовать и не сказал, когда вернется.
Я почувствовала, как земля уходит у меня из-под ног, и мне захотелось, чтобы этот чертов аэропорт провалился вместе со мной. Какое разочарование! Барселона, всегда такая многолюдная, сейчас превратилась в пустыню. Ей не хватало того единственного, чего я желала от нее. Я чувствовала себя опустошенной, покинутой, человеком без будущего.
Как же быстро утешился Ориоль за время моего недолгого отсутствия! Путешествие. С какой-нибудь подружкой?
Может, с той одалиской с пляжа? И я, вернувшаяся для того, чтобы удивить его, чтобы предложить Ориолю свою жизнь, отдать ему все, свою профессиональную карьеру, свою любовь… Как же я глупа! У меня к горлу подкатил комок, и я стояла, онемев, у телефона.
— Кажется, он сказал, что собирается лететь в Нью-Йорк, — заметила горничная.
Я поблагодарила ее и повесила трубку.
«Нью-Йорк. Бог мой! Нью-Йорк», — повторяла я, ища скамейку, чтобы сесть, ибо мои ноги ослабли. Он тоже готов пожертвовать всем ради меня!
Несколько секунд я смотрела на свои руки, теперь уже без колец. Это означало свободу, которая, как я поняла, стоит значительно меньше, чем любовь. Глубоко вздохнув, я закрыла глаза, откинула голову, и мои губы сложились в счастливую улыбку.
Я увидела, как наш корабль покидает Итаку, как раздулись от ветра паруса. Мы отправляемся вместе, чтобы пережить приключение своей жизни, перенести испытания и преодолеть преграды, завещанные нам богами. В моих ушах звучали стихи Кавафиса и музыка Льача. Я видела полуденное голубое море у побережья Коста-Брава и Табарки; косяки рыб, сверкающих на солнце серебром и золотом чешуек между зеленью водорослей и белизной песка. Я почувствовала вкус соли на губах и вспомнила свой первый поцелуй и тот самый шторм. Вспомнила его, свою первую любовь. Последнюю.
Но неуместный внутренний голос добавил:
— А что, если…
