ГЛАВА 1
«Ну как я еще должен это понимать – «салонная живопись»? – злился Андрей. – Что может быть салоннее Семирадского? А ему опять не то…»
Этот новый клиент хотя и платил неплохо и покупал немало, но уже сидел в печенках. Ну, нельзя же, в самом деле, выбирать только по вкусу, не сообразуясь ни с темой, ни со временем, ни с местом? То есть можно, конечно, каждый человек имеет право покупать то, что ему заблагорассудится, но для антикварного дилера такой клиент – мука.
Прямо перед их машиной еле тащился большой армейский грузовик с брезентовым верхом. В тех местах, где клапан был небрежно прикреплен, виднелись заполнявшие весь кузов связки дров.
– Да обгони ты его наконец… – попросил Дорин у Сереги.
– Никак не возможно… Встречное движение слишком интенсивное, – ответил Печорин, поблескивая очками.
Такую «литературную» фамилию носил шофер Дорина, которого он недавно взял на работу. Слишком много разнообразных мелких обязанностей накапливалось у Андрея за день, обязанностей, которые вполне мог выполнить любой мало-мальски обученный человек. Да и голову, а зачастую и руки, во время поездок по городу желательно было иметь свободными. Сергей, кроме того, что был отличным водителем, обладал еще одним несомненным достоинством – понимал, когда и где можно говорить, а когда лучше помолчать.
Андрей набрал номер жены:
– Лен, скажи мне, салонная живопись – это что-то манерное, красивенькое и немного сладковатое?
– Вообще-то, – засмеялась Андреевская, – название «салонная живопись» идет от Салонов – выставок в «Салоне» Лувра в восемнадцатом – первой половине девятнадцатого века. Но по смыслу ты прав, сейчас, подожди, я словарь открываю, воспользуюсь первоисточником. Вот: «Искусство девятнадцатого – двадцатого века, приспосабливающее к обывательским вкусам академической доктрины…» А зачем тебе? Никак Маленький не уймется?
– Он, поганец… Теперь ему Семирадский не салон… Куда слаще-то?
– Ну, это не предел, – хмыкнула Лена. – А он сам что говорит? Как определяет то, что ему нужно?
– Я бы сказал, – Дорин почесал кончик носа, – «апофатически». Знаешь, есть такое в богословии понятие – определение через отрицание. Про Бога нельзя сказать ничего точно, поэтому все с частицей «не» – несотворенный, нерожденный, не имеющий предела, ну и так далее…
– Ничего себе… – Лена даже растерялась, – откуда такие познания? Ты, может, в какую-нибудь секту ходишь?
– Хожу. Называется «еленопоклонники». Я в ней сразу и адепт, и жрец, и страж на воротах.
– А зачем страж-то?
– Чтобы никто больше не присоединялся.
– Дурак ты.
– Это есть немного… – согласился Андрей. – Так я возвращаюсь к нашим баранам. Маленький говорит, что не должно быть на картинах купцов, священников, солдат и крестьян… И еще – чтоб никакой этнографии… Ну это мой термин, он проще выражается, чтоб «ни татар, ни евреев, ни хохлов в шароварах…».
– Так при чем здесь «салон»? – прервала его Андреевская. – Пейзажи, вообще, принимаются или только жанр?
– Не… Пейзажи не рассматриваются… Даже клевер…
– Так может, он просто хочет картинки с жизнью русских дворян?
– А ведь ты права… – Дорин задумался. – Но не только русских… Разрешены и западные художники. Неужели мы поняли наконец, чего он хочет? Я сейчас ему позвоню, а потом тебя наберу…
Сергей попытался обойти грузовик, воспользовавшись просветом между машинами на встречной полосе, но просвет оказался слишком коротким. За ними уже тянулся огромный хвост машин. Возглавлял его красный «Мицубиси».
– Алексей Севастьянович, – Дорин с трубкой возле уха уставился в борт впереди идущего грузовика, – можно, я попробую сформулировать ваш заказ, а вы согласитесь или нет с моими словами…
– Попробуйте… – голос Маленького был нелюбезным.
– Картинки из жизни высшего сословия… – Андрей замолчал, с тоской ожидая ответа.
– Ну, я же и говорю – «салонная живопись», – рассердился Маленький. – У вас все? – И бросил трубку.
Вообще-то фамилия его была, конечно, не Маленький, а Домашнев, но за исключительно малый рост, где-то метра полтора, его все звали уменьшительно-ласкательно. Гришка Брайловский, который всегда знал все и про всех, утверждал, что Домашнев зарабатывает в день (тут он, скорее всего, ошибался, наверное, все-таки в месяц) по тысяче долларов на каждый сантиметр своего роста. Из них тысяч пятьдесят он тратил на антиквариат, а такой клиент на дороге не валяется – приходилось терпеть… Тем более что заказ на «салонную» живопись пришел лично к Дорину, хотя Маленький знал всю антикварную тусовку Москвы.
– Долго нам еще вот так тащиться? – спросил Дорин у шофера.
– Да еще километра два, – Серега поправил очки, – подъем кончится, там пошире будет…
Они ехали из загородного дома Домашнева и не имели права опоздать в магазин к Андрею, потому что через сорок минут туда должен был подойти какой-то деятель, знакомый родственников знакомых, у которого была коллекция фарфора, и он собирался ее продать. Причем, судя по тому, как он описал предметы по телефону, это действительно была коллекция фарфора, а не пара чашек из кузнецовского сервиза.
– Ты опять оказалась права. – Дорин набрал жену. – Кое-кто из моих знакомых говорит, что невозможно жить с женщиной, которая всегда права.
– И ты согласен?
– И да, и нет. С женщиной, я полагаю, невозможно, но с тобой даже очень здорово.
– Получается, что я не женщина? Тогда мы с Сонечкой решили на тебя обидеться…
– Ты больше, чем женщина. Это только незначительная часть тебя. И нечего на меня наговаривать дочери.
– Я вот все думаю, ты такой стал льстец, надо тебе прозвище какое-то придумать за это. Ну, например, Пломбир Шоколадович.
Андрей не успел ответить, потому что идущему сзади «Мицубиси», похоже, надоело ждать. Он не дотерпел до более широкой дороги и пошел на обгон. Проскочив доринскую «Ауди», он еще прибавил газку и успел бы… Но грузовик неожиданно вильнул влево и задел красную машину, а ту выбросило через нейтральную полосу. Водитель встречного «КамАЗ», уходя от лобового удара, вывернул в сторону и слетел в кювет. «Мицубиси» от удара по касательной о задние колеса огромной машины кинуло обратно, и он вылетел на свою сторону прямо перед носом доринской машины.
Серега, каким-то чутьем предвидя происходящее, начал тормозить загодя и только чуть коснулся бампером кузова красной машины. Андрей выскочил и побежал к покореженному «Мицубиси». Водительская дверца открылась легко. За рулем, прижатая подушкой безопасности, сидела симпатичная брюнетка лет тридцати. По подбородку ее стекала струйка крови.
