class="p1">– Совсем неважно, хотя и любопытно.
– Лучезарное светило гидрологии трудно скрыть среди множащихся в геометрической прогрессии посредственностей, – выдал я заранее заготовленную фразу. – Значит, решил спрятаться ото всех?
– Глупости, – отозвался Степан, помявшись. – Просто все осточертело. В особенности безысходность.
– Самсон?
– И он тоже, – нехотя сознался Степан. – Неприятная история вышла. Его хозяев полиция донимала еще с полмесяца, вот они на меня и взъелись.
– В чем проблема-то? Хряк почил с миром.
– Желание докопаться до истины, чтоб его. Самсона затаскали по экспертизам.
– Понимаю, не удалось, значит, пустить его на колбасу. Хотя, не совсем ясно, с чего именно на тебя взъелись?
– Пустое. Забудь, – лицо Степана стало жестким. – Ты-то сам как? Тебя не дергали?
– Бог миловал. А вот с учительством у нас завал.
– Что так?
Я рассказал. Степан долго молчал, переваривая сказанное.
– Что ж, поздравляю. Значит, вышел толк. Это хорошо.
– Хорошо, да не очень. Не хватает толковых и целеустремленных людей.
– Ты никак на меня намекаешь? – Степан растянул губы, продемонстрировав мне верхний ряд ровных, почти безупречных зубов.
– Ты будто мысли читаешь, Мессинг ты наш!
– Хватит уже дешевых комплиментов. Выдохся Степа. Все.
– Не городи чепухи!
– Мне виднее.
– Близорукость замучила?
– Наоборот, у меня прорезалось очень острое зрение.
– Значит, мания величия.
– Скорее, преследования.
– Это последствие влачения жалкого и бесцельного существования.
– Завязывай со своим психоанализом! – прорычал в микрофон Степан. – Тоже мне, умник выискался.
– А ты завязывай раскисать и дуй к нам.
– Не буду дуть! – буркнул Степан.
– Будешь! Я тут жилье тебе бесплатное пробил с помощью нашего общего друга. Как крупному специалисту.
– Какого еще друга?
– Интеллекта, кого же еще?
– Слушай, ну чего ты ко мне привязался? – плаксиво протянул Степан, состряпав кислую физиономию. – У меня только-только жизнь налаживаться начала и…
– Ты сам-то в это веришь?
– А вот это уже мое дело.
– Нет, Степа, ошибаешься! Именно что общее. Не дам я тебе угробить талант организатора.
– Отвяжись!
– Не отвяжусь! Степа, ты ж меня как облупленного знаешь. Не приедешь сам – я тебя за шкирку приволоку.
– Так нужен? – недоверчиво покосился Степан.
– Во! – полоснул я пальцами по горлу.
– Вылетаю, – бросил он и отключился, а на следующий день мы уже справляли его новоселье и обсуждали насущные проблемы образования.
– Ну, не моя это область, понимаешь? – Степан все продолжал упираться, хотя было видно, что ему интересно. Только он немного побаивался свалившейся на его могучие плечи ответственности и, сильно подозреваю, моего непосредственного участия в деле – оно и понятно.
Степана мы уговаривали очень долго, вдвоем с Софьей. Но я уже знал, что все это показное, поскольку Степан все-таки приехал…
Глава 5
За работу Степан взялся с неуемным энтузазизмом – да-да, именно энтузазизмом. На мой скромный взгляд это слово полностью отражало суть Степановой деятельности. Он, засучив рукава, с присущим ему тонким юмором расправлялся с неугодными учебными материалами, теперь уже на официальной основе: резал, кромсал, перестраивал, внедрял и исключал. В общем, не давал покоя ни себе, ни нам. По правде сказать, меня уже начинали обуревать сомнения, а правильно ли я вообще поступил, втянув его. Слишком уж лихо оно у Степана шло, и это могло закончиться очень и очень плохо.
К заботам по составлению методматериалов прибавились еще две: первая – приходилось все время притормаживать Степана; и вторая – Минобр, почуяв неладное, взялся всеми силами вставлять нам палки в колеса. Теперь приходилось воевать еще и с ним, устраивать разносы, просить, требовать, доказывать. Главной причиной недовольства столь почтенного министерства было расхождение в принципах образовательного процесса, его идеологии – Степановы устремления шли вразрез с привычными и устоявшимися десятилетиями «истинами». Но Степан был непреклонен и шел напролом. Он знал, что прав. Минобр, не в силах понять, чего добивается Степан, только вяло защищался, отстаивая застарелый реализм привычного бытия…
Но настоящая беда нагрянула внезапно и вовсе не оттуда, откуда мы ее ждали. Скандал разразился на очередном собрании школы. Родители были крайне недовольны нововведениями и с пеной у рта защищали своих чад.
– Безобразие! – кричала тощая мамаша с взлохмаченной красно-синей шевелюрой. – Просто форменное безобразие! Мой Васенька был отличником – теперь он троечник. Это не школа – это черт знает что! Вы перекрываете дорогу в жизнь моему талантливому сыну.
– Простите, – вставил я, уловив паузу в монологе возмущенной дамочки, которая понадобилась ей, чтобы набрать в легкие побольше воздуха для продолжения гневной тирады, – но ваш сын в пятом классе не знает таблицы умножения и не может выполнить простейших арифметических действий. Я могу показать результаты…
– Что вы мне тычите в нос какими-то дурацкими тестами? – взорвалась дамочка пуще прежнего. – Разве Вася собирается считать всю жизнь на пальцах? Для этого у нас есть калькуляторы!
– Возможно, но он не знает приоритета действий, – попытался я выправить положение, но все было впустую.
– Мой сын не компьютер! – выпалила дамочка, вложив в короткую фразу все презрение, на какое была способна. – Мой сын – творческая личность! Он будет артистом!
– Хм-м, вы уверены, что мы говорим об одном и том же Васе? – сострил я.
– Что, что такое? – захлопала на меня наращёнными ресницами дамочка.
– Я хочу сказать, что ваш сын за пять лет не прочитал ни одного художественного произведения, не говоря уже о том, чтобы их осмыслить, не выучил ни одного стиха, даже одной строки запомнить не смог.
– Какое неслыханное безобразие! – задохнулась дамочка. – Вы намекаете, что мой сын тупой недоумок?
– Я ни на что не намекаю, а лишь констатирую факт, – сухо отрезал я. – Он лентяй, обычный лентяй, который мог бы шутя освоить программу. Но ему это не нужно, поскольку его вполне устраивать версия родителей о его непревзойденности.
– Да, ему это не нужно. И вы совершенно верно заметили: он очень умный мальчик. И он непременно найдет себя в жизни без ваших таблиц и книг!
– А я разве против? – мне стало скучно. Чего я, собственно, добивался, вступая с дамочкой в перепалку. Ее сын – будущий гениальный артист. А я? Кто я такой? Противотанковый еж, бетонный блок на пути непревзойденного таланта? – Спасибо, мы вас поняли.
– А…
– Ваш сын будет отличником.
Дамочка долго лупала на меня своими неестественно длинными, словно у кота усы, ресницами, потом что-то проворчала себе под нос и элегантно уселась в кресло, закинув ногу на ногу.
– Кто еще хочет высказаться? – обвел я взглядом зал. Желающих оказалось немало. Просто лес рук.
– Мой Димочка собирается стать путешественником, – проникновенно вещала полноватая женщина с жутко размалеванным лицом.
– Вы уверены? – усомнился я.
– Разумеется! Он обожает путешествовать.
– Но при этом
