которые постепенно переходили в цветные. Последний альбом, который я открыл, был посвящен периоду, когда в ее жизни появилась Кэтрин – худенькая, испуганная девочка-подросток, чьи глаза казались слишком взрослыми для ее лица. По мере того, как я переворачивал страницы, она менялась – взрослела, все больше открывала для себя жизнь. Я озадаченно рассматривал многочисленные фотографии, на которых они с Пенни сидели в ресторанах, за огромными столиками и улыбались. Я усмехнулся, увидев снимки на пляже: Кэтрин смотрит в сторону заката, а на песок волны набегают, или роется в песке в поисках моллюсков, а рядом стоит наполовину полное ведро. Альбом закончился два года назад, и я предположил, что это связано с болезнью Пенни. Я вспомнил, что в книжном шкафу тоже стояли несколько фотоальбомов, и решил просмотреть и их.
Наконец, я открыл третью коробку и наткнулся на пару зачитанных книг и несколько других предметов. На дне лежала стопка черных книг с загнутыми страницами и изрядно потрепанными корешками. На лицевой стороне книг была только этикетка с датами, написанными паучьим почерком Пенни. Я открыл один из них и просмотрел первые несколько страниц, пока не догадался, что читаю.
Дневники Пенни. Их было десять, и все они описывали разные периоды ее жизни. Я нашел тот, который соответствовал году, когда она нашла Кэтрин, и начал читать.
Постепенно в голове все начало складываться. Я знал, что ее муж работал шеф-поваром, и теперь оказавшиеся передо мной фотографии обрели смысл. Она и Кэтрин работали с одним из друзей Берта, шеф-поваром, а после работы собирались и вместе ели.
Сегодня моя Кэти узнала новый рецепт от Марио. Я наблюдала, как она с ним работает, и мое сердце радовалось – я слышала ее смех и видела, как исчезает грусть, когда она нарезает и перемешивает ингредиенты для блюд. Именно ее соус маринара подавали на свадебном приеме! Марио подчеркивал, что у Кэти он получается лучше, чем у него! Попробовав его за ужином, я была вынуждена с ним согласиться.
Вечером моя Кэти поразила всех нас своей говядиной по-веллингтонски. Она часами работала с Сэмом, и все, что мы ели после ужина, было ее творением. Берт бы обожал ее и гордился бы ею. Я тоже ею ужасно горжусь!
Я улыбнулся. Неудивительно, что Кэти так отменно готовила. Она много лет училась у профессионалов, которые давали ей индивидуальные мастер-классы в обмен на помощь. Я пролистал страницы и увидел еще одну короткую запись.
На следующей неделе я отвезу Кэти в дом отдыха! Нам разрешили бесплатно проживать в коттедже в обмен на уборку. Ее глаза так загорелись, когда я ей об этом рассказала!
Кэтрин рассказывала мне, что они жили очень скромно, но Пенни всегда умела превратить работу в развлечение. Эта замечательная женщина шла на любые ухищрения, чтобы у Кэтрин было то, что они не могли себе позволить. Она показала Кэтрин, что за усердный труд полагается награда. Как ужин для официанток или заправка кроватей в доме отдыха, это был отдых от городской суеты и возможность напитаться впечатлениями. Я посмотрел на разбросанные по полу дневники. Я знал, что в них больше историй о Пенни и ее жизни. Мне хотелось прочитать их все, но придется подождать удобного случая. А пока мне следовало сосредоточиться на ее жизни с Кэтрин в надежде, что эти записи дадут ключ к разгадке.
Моя Кэти любит пляж. Она просиживает там часами, что-то зарисовывает, наблюдает и выглядит такой умиротворенной. Я беспокоюсь, что она слишком много времени проводит в одиночестве, но она настаивает, что именно здесь она чувствует себя счастливее всего. Вдали от людей и городского шума. Надо придумать, как заманить ее обратно.
Я поговорила со Скоттом. Мы можем вернуться сюда в середине сентября. Придется забрать Кэти из школы, но я знаю, что она быстро наверстает упущенное – она такая умница. Осенью на курорте уже не так оживленно, погода по-прежнему хорошая, и у него есть свободный коттедж. Я обрадую ее этой новостью в ее день рождения, перед нашим отъездом.
Записи продолжались. Пенни писала о коттедже, о пляже, кулинарных подвигах Кэтрин, о взрослении. Эти страницы хранили море информации, но того, что мне было нужно, я никак не находил. Меня так и подмывало позвонить Грэму, сказать, что, по-моему, Кэти в коттедже, и спросить у него название, но я подозревал, что он посоветует мне продолжать поиски.
Я закрыл книгу и протер глаза. Я читал больше восьми часов подряд, вставал только чтобы включить свет, когда солнце скрылось за облаками, и выпить кофе. Единственной зацепкой оставался коттедж, в который Пенни ездила каждый год, и имя владельца: Скотт. К сожалению, ни фамилии, ни названия города или курорта, она не указала. Я схватил фотоальбомы со снимками Кэтрин и их жизни. Я просмотрел пляжные снимки, вынимая их из альбома, и убедился, что это один и тот же пляж, просто снимки сделаны в течение разных поездок. На фотографиях я не нашел ни одной подсказки, и на обратной стороне не было написано ничего, что бы мне помогло. Тяжело вздохнув, я откинулся на спинку кресла и оглядел комнату. Впервые мне захотелось, чтобы на полке с ее книгами стоял какой-нибудь мерзкий туристический сувенир с названием города. Склонив голову набок, я заметил на нижней полке кое-что странное. На корешках последних двух книг не было ни одной надписи. Это были высокие, тонкие книги. Я взглянул на пол, на неровную стопку дневников, затем снова на книжный шкаф. Они были точно такими же, как те потрепанные тетради, которые я читал.
Я оттолкнулся от кресла и схватил книги. Кэтрин вела дневник – по крайней мере, раньше. Перелистав с первой страницы на последнюю, я обратил внимание на даты. Она начала писать примерно через год после того, как переехала жить к Пенни, и этих тетрадей ей хватило на пять лет. Ее дневники были не такими многословными, как дневники Пенни. В них содержались случайные мысли, несколько длинных отрывков и даже пара приклеенных скотчем открыток. Там были и наброски, маленькие изображения вещей, которые она, должно быть, любила.
Открывая первую тетрадь, я вознес к небу молитву. Мне нужна была подсказка, имя, что-нибудь, что помогло бы мне ее найти.
Я начал читать, и время для меня остановилось. Я обнаружил, что не могу оторваться. Эти краткие отрывки были наполнены ею. Она словно стояла передо мной и рассказывала истории. Каждая строчка была пропитана ее любовью
