легла она прямо в дорожной одежде. Я же быстро разделся и тоже нырнул под свое одеяло.
— Знаешь, — донесся до меня полусонный голос Аллы, — а ты очень сильно повзрослел, пока мы не виделись.
— Ну так это естественно, — с улыбкой ответил я. — Люди растут, взрослеют, потом стареют…
— Нет-нет, — возразила Алла, — это-то как раз все понятно. Я не об этом. Ты как-то возмужал… внутренне, что ли. Во всяком случае, сегодня ты себя повел как настоящий мужчина. То есть, я не хочу сказать, что ты в лагере был как девчонка, но все же, в основном, в тебе говорило ребяческое. А сейчас смотрю на тебя — уже практически взрослый человек!
Ее шёпот повисал в тишине нашей комнаты, как что-то нездешнее.
— Мне приятно это слышать, — отозвался я.
Я не обманывал — мне действительно приятно было это слышать от Аллы. Словно между нами росло что-то большее, чем просто знакомство и общение с моментами повседневного флирта.
Чувствовалось, что сегодня Алла действительно посмотрела на меня чуть по-другому, и нельзя было бы не заметить симпатии, нежной теплоты в её голосе. Но очевидным было и другое: пока что она продолжала держать меня на ощутимой дистанции. Что, в общем-то, было неудивительным: она же не догадывалась обо всех моих приключениях с путешествием во времени.
Для нее я действительно оставался почти ребенком.
Глава 21
Утром Алле пришлось, конечно, освоить роль героини дня. Те из пацанов, кто был в лагере вместе со мной, узнали и окружили ее, забросав расспросами и неумелыми комплиментами. Особенно радовался Сеня, тот вообще, когда проснулся, не поверил своим глазам. Ещё бы: первое, что он увидел в нашей комнате — это Алла на кровати Бабушкина! Было от чего потерять челюсть. Пришлось рассказать в подробностях о том, как задержали поезд и мы, не дождавшись машины, шли по ночной Москве.
— Ну, вот так я у вас и оказалась, — улыбнулась гостья, поправляя немного помятое после ночёвки платье.
Но все когда-нибудь кончается, и Алле нужно было торопиться по своим делам. Я особо не возражал, все-таки лучше будет, если тренер её не засечёт здесь во время утреннего обхода.
— Сохрани мой московский телефон, — сказала она, протягивая мне клочок бумажки с написанным на нем номером. — В ближайшее время я точно буду здесь, так что звони. Была рада увидеться, и спасибо тебе за помощь!
Потом она с прищуром посмотрела на меня.
— Ты так подрос…
Рос я действительно как на дрожжах. Точного роста и веса я не знал, но навскидку — явно прибавил в росте несколько сантиметров и набрал несколько килограмм где нужно. Постепенно из тощего мальчишки тренировки делали из меня полноценного юношу. Тело оказалось отнюдь не телом легковеса, что лично меня не могло не радовать. С той же Аллой я поравнялся в росте… кстати, а ведь она уверяла меня, что так произойдет, на самой первой нашей встрече.
Я помог ей донести чемоданы до остановки и вернулся — начиналась утренняя тренировка.
— Что-то у тебя, Мишаня, глазки сегодня как-то особенно горят, — подначил меня Шпала.
— Да, впервые вижу человека, который вбегает на утреннюю тренировку счастливый, как будто в лотерею выиграл, — поддакнул кто-то из динамовцев.
— А что, ты сюда как на каторгу разве ходишь? — весело переспросил я.
Весь этот поток остроумия прервал тренер:
— Вы бы вместо того, чтобы следить, кто с какими глазами приходит, следили бы лучше за своими движениями! А то вечно как сонные мухи на подоконнике с утра. У парня хорошее настроение, он работает и, между прочим, в некоторых вещах уже вас обгоняет! Так что хватит тут завидовать, давайте работать! Тогда, глядишь, и у вас глаза повеселеют.
Меня эти пацанские подколы нисколько не задевали. Сегодня я действительно занимался с особым вдохновением! Во-первых, мне удалось провернуть довольно сложную операцию по удалению Бабушкина из комнаты. А во-вторых, я всё-таки решил проблему Аллы, устроил ее на ночлег и при этом, судя по молчанию тренера, остался незамеченным. Что ни говори, а осознавать это было приятно. А ещё приятнее было то, как смотрела на меня Алла. И когда она целовала меня в щеку на прощание, мне показалось, что в этом поцелуе уже не было того снисходительного умиления, которое бывает по отношению к детям: «Ах, какой замечательный мальчик!».
— Давайте, побежали! — раздавал команды тренер, а я, выполняя их и оглядываясь на себя в зеркала, всё думал о своём.
М-да… Все это было, конечно, приятно, и такие моменты в жизни всегда хочется продлевать до бесконечности. Но теперь Алла уехала, и мои мысли неизбежно возвращались к насущным проблемам. Всё-таки вечером мне забили стрелку, и я на нее пойду. А дело это не сказать чтобы очень приятное. И выйти оттуда надо целеньким — ведь от этого зависит моя дальнейшая судьба в «Динамо».
С чем заявится на встречу этот придурок-дембель, я не знал. Одно можно было сказать наверняка: он будет не один. Все эти заявы типа «один на один», «можешь взять четверых, если боишься, я все равно буду один» — все это были гнилые понты для малолеток. Он явно поставил себе цель уничтожить меня (по крайней мере, в глазах Ленки), и за ценой, как говорится, стоять не собирался. А это значило, что верить нельзя было ни одному его слову.
Я вспомнил, как в моей прошлой жизни, в девяностые, один из моих учеников успел ввязаться в бандитскую группировку. Точнее, такой ученик у меня был не один — лихое все-таки было время — но именно с тем крутолобым Никитой у нас сохранялись особенно доверительные отношения. И как-то раз я спросил его по наивности, зачем на разборках поднимается столько шума. Ну, дали бы друг другу по мордасам — да и все! Так нет же — взрывы, автоматные очереди, потом еще фоторепортажи в газетах с места происшествия… Вроде, по логике, надо такие вещи как-то маскировать, а здесь — наоборот, все напоказ.
На что мой ученик усмехнулся и ответил:
— Вы не понимаете. Стрелка — это, помимо всего прочего, парад понтов. Важно не просто быть сильнеепротивника, но и показать всем остальным, что ты круче и могущественнее их всех, вместе взятых. Уничтожить морально. По-простому кому-нибудь в подъезде по башке дать — это, конечно, тоже можно. Но сделать
