на кой тебе эти мелкие необразованные дебилы. А я, если помнишь, пару лет даже учился, сдавая сессии за взят… благодаря таланту, упорству и трудолюбию. Ну и из-за этого, когда мои родственники резали друг друга за наследство, я удачно пересидел большую часть разборок. О чем это я? Короче, я человек решительный и как ты там выразился? Переживой?
— Передовой.
— Это тоже. Давай свои конституции, буду подписывать.
Для начала он снова налил кумыса, и я с сожалением констатировал, что решительный шаг в развитии государственности в Южном Алы Тау произвёл каган, опившийся кумыса, а документы сделал адвокат, который действовал, исходя из своих корыстных интересов.
Но в учебники, само собой, напишем не так. Про то, что каган получил блестящее имперское образование и нёс свет знаний своему народу, а конституцию писали передовые юристы полгода, а не я (в дипломе, кроме троек, редко что-то другое проскакивало) за две недели в перерывах между разборками и интригами. Ну, это если у меня дойдут руки до учебника и, если меня раньше не пристрелят, само собой.
Юба устал подписывать уже после шестого экземпляра, а Канцлер сделал для нас пятьдесят штук.
Потом пошли каганские указы.
— Что это?
— Кого ты назначаешь премьер-министром?
— А кто это?
— Вроде как глава правительства. Типа управляет, когда тебе лень.
— Я понял. Есть у меня племянник один… по сестре.
— Талантливый и амбициозный?
— Нет, лентяй и размазня, характер вредный, такой ни с кем общий язык не найдёт.
— А на кой хрен тебе такой глава правительства?
— Как зачем? Молодой ты ещё, барон, жутко далёк от понимания государственности. Чтобы не смог против меня собрать заговор и свергнуть. А так все будут мне бегать на него жаловаться, при этом он сплотит простой народ и верховную знать, но не вокруг себя, а против.
— Мощно задумано!
— А то! Что ещё за указы?
— Главный судья. Тебе нужен рассудительный и неторопливый старик.
— Ты ж говорил, что это я самый-пресамый судья?
— Так и есть. Но ты высшая инстанция, а он ниже тебя.
— Мне надо подумать. Какие ещё министры?
— Собственно, министр обороны, министр сельского хозяйства, прокуратура, министерство иностранных дел.
— У меня голова кругом!
— Готов помочь несравненному великому кагану! Министр иностранных дел — это я.
Чуть хмельной Юба разоблачающе посмотрел на меня с хитрым прищуром:
— Так вот что ты задумал!
— Да, Юба. Я, чёрт подери, провёл большую работу. Ты знаешь, что я разработал для твоей страны язык, письменность, придумал структуру власти и административного деления? Причём таким образом, чтобы вся власть концентрировалась в твоих руках, а работу делали другие, потому что ты любишь делегировать…
— Деле… что?
— Я финансовую систему создаю и так далее. Эта работа стоит полмиллиона.
— В казне денег нет! — тут же строго сказал Юба, чётко вычленив важный момент в моей речи.
— Само собой. Я попрошу у тебя земельный надел, даже присмотрел один на слиянии рек. И пост министра иностранных дел, с одновременным статусом посла в городе Кустовой. Так я смогу договориться о строительстве к тебе железной дороги.
— Зачем нам тут в чистой вольной степи эти вонючие паровозы?
— А как товары попадут к тебе ко двору? Я понимаю, что денег нет. Я их сам заработаю, ещё и тебе принесу. Это самый ключевой для меня момент. И потом, что-то мне подсказывает, что других кандидатов в твоих землях нет.
— Наша земля богата на таланты. Но вот писать не все умеют.
— Это, кстати, мы тоже поправим. Наймём писаря, чтобы записал твои достижения, и он под нашим чутким руководством напишет книгу о том, какой ты великий правитель, полководец и политик.
— Это ты здорово придумал! Наконец-то здравая идея!
— Это не я придумал, но не важно. И за это я прошу всего лишь пост министра иностранных дел и посла и земельный надел, небольшой. Там даже пастбищ нет, я узнавал.
— Земля положена только каганам, ханам, мурзам и ноянам, нашей знати.
— Очень удачно, что я барон, то есть по статусу как мурза. Но чтобы вопросов не возникало, я сейчас напишу указ о наделении меня статусом мурзы, потом на стеночку повешу рядом с дипломом.
— А ты мою власть потом не захватишь?
— Степняки за мной не пойдут.
— Это правда, степняки будут слушать только меня, а ты сможешь говорить с русскими. Если бы ты не попросил нижайше должность министра иностранных дел, то я бы и сам тебя облагодетельствовал, потом как-нибудь… Пиши указ.
…
И, поскольку мы закончили, — я складывал вещи, попутно прикидывая, что близится вечер. — Я хочу преподнести тебе ещё один подарок.
— Великий каган любит подарки! — несмотря на восторг в голосе, Юба с тоской посмотрел на опустевший кувшин. К счастью для моего желудка большую часть выдул он сам. — Они способны хоть как-то отразить мой вклад в то, что я делаю жизнь людей вокруг меня прекраснее.
— Это великолепный боевой клинок от самого Кротовского, о чём на его рукояти есть памятная надпись.
Это была широкая, настолько широкая, что у неё был тройной продольный дол, чуть коротковатая, явно предназначенная для нанесения убийственных рубящих ударов — сабля.
Трофей явно взят с английского офицера, который незаконно участвовал в степных конфликтах и там же эту свою саблю утерял. На Чёрном рынке родовой герб английского дворянства срезали и вообще тщательно потёрли все упоминания про происхождение клинка. А надпись «От Кротовского своему другу Великому кагану Юбе» мне сделал мой сосед по офису, еврей-часовщик за пять рублей сорок копеек.
Кротовский, как, впрочем, и его окружение, про подарок, само собой, не знали.
Каган с довольным видом побродил по своему шатру и даже от избытка чувств умело срубил один из хвостиков большого ковра. Сабля была остро заточена ещё на рынке.
— Шикарно! — каган с восторгом смотрел на саблю. — Ты уже улетаешь? Я хотел бы завтра выдать тебя за свою самую красивую дочь.
— Улетаю.
— Ладно, сыграем свадьбу, когда вернёшься.
— Мне нельзя. Вынужден отвергнуть предложение. У меня уже есть жена.
— Ты же в степи, два дома… Став мурзой, ты получил второе гражданство. Тебе положено две жены.
— У меня уже есть две жены.
— Ай, вот что ты за человек такой, Аркадий! Я с
