задыхается, как старик – потому что выкуривает по пачке в день, и даже в магазин за сто метров предпочитает поехать на машине.
Рация снова заговорила голосом Клима, только на этот раз он, задыхаясь, едва выговаривал слова: "Джо… я поднимаюсь… прием!" – "Да, Клим, я тебя вижу. Возьми чуть левее. Дерево прямо перед тобой стоит, вот прямо на него и иди."
Голос у Джо спокойный, даже какой-то заботливый. Убийца, труподел, мразь, думал я про него, обильно поливая потом камни. Я дышал тяжело и хрипло, кровь стучала в висках, и мне казалось, что эти удары разносятся по всему склону, и Джо непременно заметит меня. От этой мысли, несмотря на ее абсурдность, было нелегко отвязаться, и мне приходилось бежать, как зайцу, от дерева к дереву и пригибаться.
Клим, опровергая все мои расчеты, успел подняться достаточно высоко. И видел его согнутую фигуру. На каждом шаге он упирался обеими руками в бедро, помогая себе идти. Поднялся на белый, с ломаным краем взлет, где росло одинокое дерево, спрыгнул вниз, как с бордюра, и снова исчез из виду.
Так, наверное, я не бегал еще никогда в жизни. Моя грудь раздувалась, как меха в кузнечном цехе, и жар полыхал в моих легких; перед глазами плыли и вспыхивали черные круги; в ушах звенело, словно я опустился на большую глубину; горло свело судорогой, казалось, оно стало узким, как соломинка для коктейля, и я задыхался, с хрипом втягивая в себя воздух. Только бы не упасть, думал я, только бы удержаться на ногах!
Я добежал до дерева, когда, казалось, у меня больше не осталось сил, ухватился за ствол, шатаясь, как пьяный и пожирая кислород лошадиными порциями, и несколько секунд не видел ничего, кроме красных и черных кругов. Потом, как из тумана, проступили очертания ближнего хребта Сокола, его северный склон, поросший зеленой шерстью леса, каменный цирк, полого опускающийся к "Чертовому пальцу" и две фигуры людей, заставшие на краю обрыва. Это были Джо и Клим.
Я сделал вздох, на какой вообще был способен и, сложив ладони у рта рупором, закричал:
– Кли-и-им!!! Уходи!!! Кли-им!!!
Он услышал меня, обернулся, поднял руку, чтобы помахать мне, но не успел сделать больше ни одного движения. Джо, стоящий вплотную к нему, быстро положил руку ему на плечо и несильно толкнул. Мгновение – и Джо остался стоять на краю огромного цирка один, будто никого рядом с ним и не было.
Я схватил и сжал в кулаке воздух, закрыл руками глаза, в бессильной ярости раскачиваясь из стороны в сторону. Нет, бормотал я, тебя не сдавать властям надо, тебя надо казнить здесь же, немедленно! Расплющить твою рожу булыжником и скинуть вслед за Климом. И поплевать, и помочиться вслед твоему поганому телу!
Я поднялся на ноги и, пошатываясь, пошел к обрыву. Джо, не обращая на меня внимания, опустил голову и, как мне показалось, стал застегивал поясной ремень. Я не сразу разглядел, что у него в руках веревка, и когда смысл его действий дошел до меня, было поздно. Он прищелкнул веревку к амортизатору, закрепленному на страховочной обвязке, встал лицом к обрыву и, расставив руки в стороны, прыгнул вниз.
Спотыкаясь, я побежал к тому месту, где только что стояли два человека, а теперь один из них наверняка был мертв, а другой скользил по "перилам" вниз, уходя от преследования. И тут, прямо как в кино, на противоположной стороне цирка появились Гриша с Князевым. Они тоже бежали к месту драмы, и Гриша при этом отчаянно размахивал мне руками. Они сидели в засаде, думал я, и ждали, когда я погоню к ним Джо, как кабана на охотников. Вовремя подоспели, помощники хреновы!
Зря я, конечно, пытался переложить вину за случившееся на этих ребят, которые и без того слишком много для меня сделали. Но усталость и шок, вызванный увиденным зрелищем, несколько пригасили мое природное чувство справедливости.
Гриша, разбрызгивая холодные капли со своего тела, едва не сбил меня с ног.
– Ну?! – крикнул он.
– Чего ты нукаешь, как пьяный извозчик! – грубо ответил я. – Не видел, что ли?
– Не кипятись, – сказал мне Князев. – Он далеко не уйдет.
– Конечно не уйдет! Зачем ему далеко? Ему и в Чечне нормально! – ответил я и, встав на корточки, подполз к краю обрыва. Карниз мешал мне увидеть Джо, но начало веревки я увидел. Вот же хитрая бестия! Я мог бы сейчас перебить камнем веревку, на которой Джо спускался, и тогда бы он разделил судьбу своей жертвы. Но Джо навесил "перила" не от края обрыва, как я предполагал, а в метрах пяти ниже. Дотянуться до крюка без страховки я не мог.
– Говорю тебе, далеко не уйдет, – повторил Князев. – Мы половину "перил" снизу обрезали.
– Князь… – только и смог произнести я и прижался к его плечу.
– Теперь всем вниз! – принял на себя командование Гриша. – Как бы он по второй половине стены на руках не спустился.
Мы рванули к тому месту, где мои друзья поднялись без страховки. Приходилось делать небольшой крюк, но я надеялся опередить Джо, если он решится спускаться на руках. Стена там – будь здоров, отрицательный подъем метров пятьдесят. Как раз для самоубийц, но у Джо не оставалось больше выхода.
Мы, словно по ступеням, уже бежали вниз, как вдруг Князев остановился и крикнул, показывая на стену:
– Смотрите!
Такого я не видел даже в цирке. Прижавшись всем телом к стене и каким-то чудом удерживаясь на ней, словно он был вымазан клеем, Джо медленно спускался вниз.
– Сорвется, – сказал Гриша.
Мы были словно заворожены этим зрелищем, и я на некоторое время даже забыл, кто это человек и что совершил.
– Точно сорвется, – повторил Гриша.
– Не каркай, – попросил Князев, – не то спустится.
Чудес не бывает. Джо потерял опору под ногами, повис на пальцах одной руки, попытался ухватиться за выступ второй рукой, сделал слишком резкое движение и беззвучно полетел вниз. В воздухе его развернуло спиной, и он с треском вонзился в крону сосны, вывалился оттуда уже ногами вниз и съехал, как с горки, уже по пологому склону.
– Фенита ля комедия, –
