нравится девушка, Донован получает девушку. Но с Кэрри все по-другому. Прошли те прекрасные времена, сейчас, похоже, я просто схожу с ума.
– И ты говоришь мне это только теперь?
– Я рассчитывал на эффект неожиданности.
– Кто она?
– Эффект неожиданности, Кэрри.
– Кем бы она ни была, это, по крайней мере, избавит меня от знания, какую бедную жертву я помогаю соблазнить.
Злой смех звучит в моей голове, если только это не крик отчаяния. Бедная добрая женщина!
– Мы когда-нибудь поговорим так, чтобы ты не надо мной издевалась?
– Но ведь ты поэтому выбрал меня, верно?
– Да, но у меня все еще есть надежда изменить твое отношение. Если я смогу сделать это с тобой, то остальные, считай, у меня в кармане.
– Ну что ж, удачи!
В ее тоне абсолютная решимость, я не чувствую ни малейшей лазейки, которую можно использовать. К счастью, Кэрри научила меня длинному списку уловок, которые я собираюсь применить на практике.
– Могу предложить тебе выпить? – игривым голосом говорю я.
– С удовольствием, спасибо.
– Стакан молока?
Смотрю на ее лицо, довольный тем, что она заинтересовалась моим особым выбором напитка.
– Я предпочитаю сухой виски. Нет, знаешь что? Двойной!
– Сегодня вечером мне придется отказать тебе в выпивке. Я не готов видеть, как ты разваливаешься на обеденном столе перед моими бедными, ни в чем не повинными родителями. Стакан молока? – настаиваю я, улыбаясь.
– Что у тебя с молоком?
– Хочу, чтобы ты немного подросла. Ты такая маленькая, беспокоюсь о тебе.
– Тебе лучше побеспокоиться о моей любезности. Приготовь-ка мне морковный сок.
– Может, лучше апельсиновый?
– Идеально.
Наполняю два больших бокала и приглашаю ее проследовать за мной в гостиную.
Бегу к машине, забираю рубашку и галстук и возвращаюсь в дом.
Пока я надеваю праздничный наряд, Кэрри разглядывает витрину, полную кубков и медалей.
– Они все твои?
– Да, у меня есть еще несколько в шкафу в университете.
– Твой отец, наверное, горд тобой.
– Мне повезло, мы оба любим баскетбол.
– Понятно…
– Ты близка со своим отцом? – пользуясь случаем, спрашиваю я.
– Нет.
– Нет? И это все?
– Это все, – отвечает она, пожимая плечами. – Мы не видимся, у него своя жизнь, у меня – своя. Играешь на пианино? – сухо меняет она тему разговора, указывая на инструмент.
– Когда мой отец отвел меня на баскетбол, мама захотела познакомить меня с фортепиано.
– Если скажешь, что ты выдающийся музыкант, мне придется пересмотреть свое мнение о спортсменах. Нервный срыв гарантирован.
– Если бы я встретил тебя раньше, то приложил бы больше усилий только ради того, чтобы изменить твои представления.
– Фу!
– На самом деле я знаю только одну мелодию. Хочешь, сыграю ее тебе?
– Хм… Хорошо.
Пересекаю комнату, отодвигаю стул и делаю ей знак занять место рядом со мной. Открываю ящик и достаю из него два маленьких маракаса, которые знавали и лучшие дни.
– Ну.
– Что мне с этим делать?
– Мне нужна хористка.
– И не мечтай, Волински.
– О! Давай, я уверен, что ты трясешь маракасами, как никто другой.
– И в какой момент ты так решил?
– Как только увидел тебя, сразу понял.
Мое заявление ее смешит. Мне нравится эта музыка.
– Готова?
Она кивает, и я кладу пальцы на клавиши.
Раздаются первые ноты, и я чувствую на себе ее изумленный взгляд.
– Черт, ты не перестаешь меня удивлять. Это же Нина Симон.
– Моя мама обожает эту песню. Она заставила меня ее учить, чтобы я ей аккомпанировал. Каждый. День. Отец и сестра сходили с ума.
– My Babe Just Cares For Me.[15] Это был ее способ остаться единственной женщиной в твоей жизни?
Прекращаю играть и поворачиваю к ней искаженное изумлением лицо.
– Эй! Вполне возможно! Это жутко, придется обсудить с ней.
– Продолжай!
– Подожди, прежде чем стать твоей фанаткой, я спою.
– Ого, это слишком много для одного вечера.
Мои руки перемещаются в нужное место и остаются неподвижными.
– Маракасы, Кэрри.
– Не помню, чтобы в этой песне было что-нибудь подобное.
– У нас не было места для барабанов, сойдут и маракасы.
– Ты заставишь меня сделать что угодно, – бормочет она, овладевая собой.
– Я никогда не выступал перед зрителями, кроме моих родителей, будь снисходительна.
– О! Боже мой, эта реплика заслуживает того, чтобы ее можно было использовать для флирта. Это так трогательно! Кажется, я почувствовала, как дрогнуло мое сердце, но, возможно, оно расхохоталось, я не уверена.
– Ты сводишь на нет все мои усилия. А теперь заткнись и восхищайся мной.
– О! Да, Донни… – шепчет она, беря мою руку.
Ее похотливый тон заставляет меня сжать зубы, я сгибаю и разжимаю пальцы, сосредоточившись на них. Вы не будете делать это на пианино, Дон!
Я хочу ее до такой степени, что эта близость становится болезненной. Не могу ничего сделать здесь, но, когда мы пойдем к друзьям, я не собираюсь оставаться настолько целомудренным. Несмотря на то, что она посылает мне противоречивые сигналы, между ней и мной есть что-то непреодолимое, и я знаю, что она чувствует прямо сейчас, когда наши бедра соприкасаются.
Она трясет маракасами у меня перед носом. Откашливаюсь. Зачем я вообще это делаю? Начинаю первый куплет, а когда добираюсь до My baby don’t care for cars and races[16], Кэрри прерывает меня.
– Бесполезно, ты слишком любишь тачки, чтобы терпеть девушку, которой они не нравятся.
– Я очень сговорчивый.
Возобновляю песню, Кэрри меняет позу, поворачиваясь спиной к пианино.
Теперь мне стоит только поднять глаза, чтобы встретиться с ней взглядом, и когда ее голос внезапно присоединяется к моему, широкая улыбка появляется на моих губах.
Постепенно атмосфера становится легкой, и я забываю, что она все еще просто друг. Она моя девушка, независимо от того, сколько времени мне понадобится, чтобы стать ее парнем.
Песня подходит к концу, я смотрю на Кэрри и чувствую, как во мне пробуждается спящее безумие. Она не отворачивается, не бросает мне свои реплики, которые систематически сводят на нет все мои попытки. Она кажется готовой.
Мое тело прижимается к ней, когда я нажимаю на последнюю клавишу, и… за нашей спиной раздаются аплодисменты. Как жестоко вот так все прерывать!
Кэрри так удивлена, что вскочила на ноги, выронив один маракас. А когда поднималась, вторым ударила меня в бровь. Все лучше и лучше.
Поворачиваюсь на табурете, родители наблюдают за нами из дверей гостиной.
– Я бы встал, чтобы поцеловать тебя, мама, но это не рекомендуется после травмы головы. Ты обещала, что больше не будешь меня бить, – добавляю я, обращаясь к застывшей на месте Кэрри.
Поднимаюсь и, воспользовавшись ее мимолетной слабостью, кладу руку ей на плечи.
– Дорогие родители, позвольте представить вам Кэрри Волински.
23. Кэрри
Если я быстро брошусь влево, какова вероятность, что мне удастся выпрыгнуть в окно? Очень слабая. Еще при расчетах траектории нужно учесть диван и дрожь в ногах. Тогда нулевая.
– Дорогие родители, позвольте представить вам Кэрри Волински.
Теперь я понимаю, что тяжесть на моих плечах связана не только с моей панической атакой, но и с тем, что на меня легла рука Донована. Я уже ударила его маракасом, нельзя позволить себе сломать ему еще и локоть.
Его родители молча рассматривают
