при землетрясении и я чуть не упала, цепляйся за Амнона, который сам еле стоял на ногах.
— Что э-э-то? — голос подпрыгивал, вместе со всем миром.
Вместо ответа фродас указал куда-то наверх. Подступающий ужас сдавил горло, а по спине заструился холодный пот.
На черном небе появился желтый глаз с вертикальным черным зрачком, а сам свод пришел в движение: змея исполинских размеров вытягивала шею, разматывая кольца.
— Привет, — огонек вспыхнул справа с тихим хлопком, потонувшем в зловещем рокоте и шипении. — Так и знал, что нельзя отпускать вас одних. Кто из вас додумался разбудить Нираха?
— Д-да мы… Его… Это… Даже не трогали! — голос все еще не слушался. Но я не могла не возмутиться таким наглым заявлением. — Это вообще, что за монстр?!
— Нирах — пожиратель душ, — быстро заговорил Ишум, разминая пальцы, вертя головой по сторонам. — Его создали во Время Войны с Азгонами. Тогда Зир-Шар был переполнен. Потерянные почти наводнили всю Ир-Каллу, а это могло навредить Горнилу, где умершие получали шанс на вторую жизнь и рождались новые души. Нирах поглотил самых безнадежных и уснул. Он спал тысячи лет! Как, вы двое… Ладно. Надо достать чашу. С помощью нее вы уберетесь отсюда.
Растерев ладони между собой, он хлопнул в них — кольцо огня замкнулось вокруг берега, отделяя маленький островок от озера душ.
— Зач… — осеклась, когда причина проявила себя: души — молочно-белые, с зелеными глазами и синими венами под прозрачной кожей пытались забраться на берег. Но огонь стал для них преградой.
— Торопись, ты должна разгадать загадку прежде, чем потухнет огонь! — глаза Ишума вспыхнули оранжевым цветом, и он кометой, выпущенной из пращи, взмыл ввысь. В следующую секунду Огненная Птица, как на старом гобелене в замке Ливахайм набросилась на Змея с пронзительным криком.
Очередной напор душ наполовину потушил огонь. Времени оставалась мало. Склонилась над закорючками, что опять стали непонятными символами и напрягла глаза.
— Я тоже помогу, — влага с камней собралась в лужицу и из нее материализовалась Эа. — Тем более, не хочу, чтобы такой красавчик погиб.
Нин-Аб игриво потрепала Амнона за щеку, и выпрямилась, принимая боевую стойку и вскидывая водный меч, готовая рубить каждого, кто вступит на землю.
— Ты, радость моя, — обратилась она к фродасу. — прикрывай мне спину, твои ноготки мне очень пригодятся. И не позволяй душам себя касаться.
Я оставила на этих двоих защиту Истока. И вновь обратилась к символам.
«Нельзя силой забрать то, что тебе не принадлежит. Лишь чистая душа освободит Иммару»
В голове застучала паника. Чистая душа — это я что ли?
Нашла взглядом Амнона.
Вот он уж точно больше подходит. Благородный, честный, с несгибаемыми принципами, готовый пожертвовать жизнью ради друга. А я…?
Не хотелось признавать, но себя не обманешь — я человек средненький. В свое время, как и все, я и врала, и поступала плохо, и проклинала тех, кто, возможно, этого и не заслуживал. Нет, я никого не убивала, но все же…
Так. Хватит. Я здесь не ради себя.
Разогнулась и подошла к постаменту вплотную, положив руки по обе стороны от круглой пробоины посередине. И закрыла глаза, стараясь отгородиться ото всех звуков: яростных выкриков, свиста лезвия и когтей, от шипения и хлопанья мощных крыльев где-то над головой.
«Нельзя силой забрать то, что тебе не принадлежит…»
Значит, я должна попросит хозяина Чаши дать мне ее. А он пусть сам решает, чистая у меня душа, или нет…
Моя Бабушка верила в Бога, при этом не ходила в церковь и даже молитв толком не знала. Она просто закрыла глаза и обращалась к Творцу напрямую, без пафоса и тяжелого запаха ладана. Она всегда говорила: «Бог создал нас по своему подобию. Значит, в каждом есть Его частица. И эта частица ниточкой связывает нас с Ним. Поэтому я верю — чтобы говорить с Богом необязательно ходить в церковь. Главное верить, правильно поступать и, помимо молитв, вкладывать все силы, чтобы стать лучше и достигнуть счастья»
Итак, что ж… Попробуем.
О, Создатель…
Нет-нет. Звучит по-дурацки, прости. Я, если честно, не знаю твоего имени и вообще не уверена, услышишь ли ты меня. Но я должна постараться. Не ради себя. Нет. Мне не нужна ни сила, ни вечная молодость или еще что-то из того, что дает эта Чаша. Я хочу лишь одолжить ее. На время. Чтобы исцелить дорого мне человека. Я верну, честно. Если нужно, опять проделаю весь этот путь через Ир-Каллу и верну ее на место. Обещаю.
Это моя последняя надежда спасти его… Пожалуйста.
Шум стих. Я открыла глаза — все вокруг застыло, даже всполохи огня. Огляделась: Ишум в небе тоже не двигался, как и Амнон с Эа, отгоняющие души от берега.
Вдруг маленькая искорка загорелась у моего лица. Пуф! — и передо мной в воздухе возник агатовый кубок с широкой чашей, украшенными звездами.
«Словно, осколок ночного неба…» — пронеслось в голове.
Меня неудержимо потянуло к нему, и я коснулась холодной поверхности.
В этот миг вихрь закружил меня, унося прочь из Теневого Мира.
Эпилог
Рухнула в прямо в бархан под сень финиковых пальм, жавшихся друг к другу. Чаша, прижатая к груди, холодила пальцы. Сморгнув песок, попавший в глаза и оглядевшись, поняла, где нахожусь: недалеко от дороги, что вела в замок: вдали изгибались акации, лишенные листьев в окружении пожелтевшей травы. Закатное солнце окрашивало скалу, в которой покоился Ливахайм в багрецовые тона. Хотела уже рвануть туда, где боролся за жизнь мой любимый, но мягкий голос, чуть вибрирующий в легкой прохладе наступающего вечера, заставил обернуться.
— Ишум! — ринулась к мужчине, но приветственного объятия не вышло: руки не сомкнулись на его спине, а просто неуклюже прошлись по воздуху — едва не упала от неожиданности.
Резко развернулась.
— Как…?
— Я остался в Ир-Калле, скаттс, — уголки четко очерченных губ дрогнули в полуулыбке. В его голосе не было прежней задиристости и беззаботности, и это пугало больше, чем то, что сквозь него, если приглядеться, просвечивали далекие изгибы гор, чьи верхушки утопали в облаках.
— И ты больше не вернешься? — голос дрогнул. Я почувствовала легкий укол вины: неужели, это из-за того, что Ишум помог мне…?
— В этом нет твоей вины, — он сделал шаг. Ближе мы от этого не стали: он находился сейчас очень далеко. Сердце сжалось от тоски: мне не хотелось расставаться. — Не грусти. Возможно, мы еще встретимся.
— А что мне делать с Чашей после того, как я исцелю Лайонела? — я никогда