в ее мысли, разгадать все тайны и вывести наружу самые глубокие страхи. Нет, это невозможно, но было в нем что-то общее с Луйсом, что-то темное, лукавое, что-то давящее эмоционально, заставляющее признаться во всем. Адес продолжил:
— Скажи мне, почему на самом деле тебя интересует история? Фидишь ли, я не мог не обратить фнимания на некоторые фещи: ты юна, у тебя раскосые глаза, спрашифаешь о событиях Красного дня. Ужасная трагедия, конечно. До такого даже на моей родине не додумались, нет, у нас конечно не без жестокости, но сразу сотни детей… О мой громофержец, не пугайся ты так, агапите, я не собираюсь причинять тебе зла. Ты фыжившее дитя, не так ли?
Ида утратила дар речи, она хотела возразить, хотела рассмеяться, чтобы показать, что глупее ничего нельзя было выдумать, доказать, что он ошибся и ее раскосые глаза вовсе не повод делать такие выводы. Но что-то удерживало ее, что-то не давало ей противиться правде. Наоборот, ей казалось, что ей больше не нужно лгать, ей нечего бояться. Смущала только та оживленность, с какой он выказал свою догадку и возбуждение, в какое пришел после того, как она не опровергла все.
— Не бойся, нас здесь никто не услышит! Я бы не стал так спокойно гофорить обо фсем, если б не был уферен в безопасности. Фидишь ли, окажись это фсе прафдой и дойди до ушей нашего императора, поплатилась бы не только ты. Но и я, за то что уже не феду тебя к нему. — Ида вздрогнула, но Адес нежно взял ее руки в свои и участливо посмотрел в глаза. Ей хотелось ему верить.
— Чтобы ты могла мне доферять, я открою тебе сфою небольшую тайну, но ты о ней никому не расскажешь. — Ида хотела спросить, но Адес прервал ее: — Даже Луйсу. — Но увидев удивление на лице Иды, Адес махнул рукой и продолжил как ни в чем не бывало: — Думаю, так будет честно. Я сохраню тфою тайну, а ты — мою. Фидишь ли, после тех событий — я тогда жил еще в Париссии — я приютил одну семейную пару, как фыяснилось, чудом сумефшую бежать из Пар-Иса. — У Иды заколотилось сердце.
— Около десяти лет они скрыфались у меня, пока не удалось изменить имена, создать достоферную историю и фернуться в Пар-Ис. К тому времени и я уже получил должность наместника, поэтому кое-чем тоже сумел поспособстфофать их фосфращению.
Бум. Бум. Бум. Вот-вот разорвется грудная клетка.
— Хотя признаться честно, агапите, я не понимал, зачем они хотят фернуться туда, где у них отняли фсе, где до сих пор сохраняется опасность обнаружения. Но потом женщина мне рассказала: они хотят найти сфою дочь и уфезти ф Париссию, чтобы обеспечить ей безопасноть. Потому что в Зарафате, пока у фласти Патани и те, кто помнит и боится пророчестфа, дефочка не может быть ф безопасности. Я обещал им помочь, но даже зная, где искать, мы не нашли дефочку. Фсе, кто отпрафлялся на поиске, пропадали или фозфращались ни с чем, забывая о том, где были и что видели. Теперь я понимаю.
Задрожали колени. Руки тряслись, благо Адес надежно удерживал их в своих.
— Так что ты не должна меня бояться. Что-то мне подсказывает, ты знаешь, почему. Я фижу, агапите, ты понимаешь, о ком я говорю. Потому что именно о них ты собиралась меня спросить. Но что обещал тебе Луйс? Знаешь ли ты его так хорошо, чтобы доверять?
Увидев ее испуг, Адес похлопал по ее ладоням, которые держал в своих руках, понимающе улыбнулся:
— Подумай над этим, и помни: я храню твой секрет, а ты мой. — Адес внимательно посмотрел в глаза Иды, и ей показалось на мгновение, что время остановилось и затихли все звуки. Но все прекратилось очень быстро, Ида уже даже была не уверена, что чувствовала нечто необычное.
* * *
Они вернулись к гостям, когда на сцену вышел распорядитель вечера и объявил официальную часть завершенной. Под аплодисменты присутствующих, звон бокалов и гул голосов Ида, стараясь сдержать свои эмоции и не вызывать вопросов, попрощалась с Адесом — ему пора было выступить с традиционной речью перед началом танцев — и подошла к Луйсу. Он стоял в компании высокого мужчины в легкой рубашке, застегнутой на одну пуговицы, небрежно растрепанных волосах и странной бородой. Его за руку держала девушка в легком платье, с заплетенными в косу волосами цвета безоблачного неба. Ида все не могла привыкнуть к необычным образам жителей Пар-Иса. Луйс вежливо кивнул собеседникам, подмигнул женщине и сделал шаг в сторону Иды. Ей не хотелось в чьем-то присутствии говорить о беседе с Адесом, к тому же как-то надо было не выдать тайну. Ида остановилась, и Луйс, вероятно, понял, поэтому лишь вопросительно изогнул бровь. Она кивнула. Он улыбнулся, протянул руку, приглашая на танец. Ида замялась, но согласилась.
Какое-то время они танцевали молча, но потом Ида не сдержалась и, наверное, резче чем хотелось, спросила:
— О чем вы говорили? Я помешала? — она старалась, но скрыть любопытство не удалось, потому что Луйс посмотрел на нее с легкой ухмылкой.
— Ничего, что могло бы быть полезно или интересно. Очередные пустышки, которых интересует последняя коллекция одежды известного портного Париссии, какие вина подавали на званном ужине в доме прокуратора и как потолстела жена протектора.
— А люди везде не такие уж и разные, когда праздность поражает их сердца.
— Ты говоришь, как Сар-Микаэл.
Ида толкнула его в плечо, он усмехнулся.
— Ты веришь, что Младший Сын принесет погибель этого мира? — резко посерьезнев, спросил Луйс.
— Ого, какой резкий переход с вин и нарядов на теологию.
— Потому что тебе неинтересны светские беседы, поэтому и спрашиваю.
— Ну-у, почему нет, скорее верю, хотя если судить о пророчестве… Но так говорят Отцы.
— Ну раз они так говорят, — закатил глаза Луйс и решил не обращать внимания на слова о пророчестве.
— Не начинай, я знаю, что ты к ним относишься с неприязнью, но спросил же меня.
— Да, извини. — Луйс помолчал несколько мгновений, будто сомневался, но потом с вызовом посмотрел ей в глаза и спросил: — И ты боишься?
— Его или конца мира?
Казалось, будто он хотел спросить одно, но в последний момент передумал:
— Его.
— Нет, не боюсь. — твердо и уверенно ответила Ида, не понимая, к чему ведет Луйс и что хочет услышать. Ей показалось, что он выглядел разочарованным.
— Почему же? — в нем будто взыграло нетерпение, но вместе с тем и что-то похожее на
