возможно, целый год, чтобы дело дошло до суда. Я, вероятно, так долго не протяну и не сумею помочь дочери дойти до… – Мэдди замолчала и всхлипнула, – до конца.
Мне стало не по себе. Я посмотрела на ситуацию глазами этой несчастной женщины.
– Боже мой, Мэдди! Простите меня. Я такая толстокожая.
– Обратного пути уже нет, – прошептала она. – Раз мы это затеяли, то обратного пути уже нет. Но мне нужно время подумать. Я должна понять, как теперь быть и что делать.
– Разумеется, – согласилась я. – Разумеется, вам нужно подумать.
Хелен импульсивно подалась вперед:
– Мы здесь, чтобы вам помочь.
– Само собой, – согласилась я. – На каждом этапе пути. Мы поддержим любое ваше решение.
Мэдди кивнула, закрыла глаза и снова откинулась на спинку кресла.
– Извините, – прошептала она. – Мой мозг уже не справляется. Мне нужно передохнуть.
Мы с Хелен ждали, но она не шевелилась, просто сидела неподвижно в кресле, запрокинув голову и обратив закрытые глаза к потолку.
Спустя несколько минут Хелен бросила на меня вопросительный взгляд, едва слышно прошептав:
– Она что, спит? Может, нам лучше уйти?
И тут Мэдди подняла голову, повернула к Хелен заплаканное лицо и, спотыкаясь на каждом слове, с запинкой произнесла:
– Сомневаюсь, что у меня осталось много времени.
Глава 39
Звонок будильника прозвучал, как паровозный гудок, прямо у Мэдди над ухом. Она поспешно нажала на выключатель, и к горлу тут же подкатила тошнота, чего, впрочем, можно было ожидать. Последние три дня утренняя тошнота начиналась тогда, когда Мэдди даже толком не успевала проснуться: тошнота шевелилась внутри, словно дурное знамение – ассоциация, от которой тревожно екнуло сердце, рухнув в бездонную глубину. В последний раз Мэдди чувствовала тошноту по утрам, когда носила в утробе Эмили, но тогда утреннее нездоровье было связано с чем-то чудесным. Тогда Мэдди могла просчитать, через сколько недель тошнота пройдет, а эмбрион внутри живота превратится в прекрасного, долгожданного ребенка. И вот теперь опухоль казалась злым двойником, который заставит ее страдать до тех пор, пока в конце концов не убьет. Мэдди хотелось плакать от подобной несправедливости, от подлости судьбы и бессмысленности случившегося.
Она провела беспокойную ночь с отрывистыми снами и будоражащими мыслями о дочери, в результате заснув лишь на рассвете. Она слышала, как ушел Дэн, но осталась лежать с закрытыми глазами в надежде, что тошнота пройдет, и ее мысли переключились на то, что узнала накануне: о сообщениях, объятиях, микроавтобусе. Мэдди принялась прокручивать в голове детские годы Эмили. Полученная информация накладывалась на каждый эпизод, высвечивая его в новом тошнотворном свете. Мэдди вспомнила знаки внимания, которые Джерри оказывал ее красавице-дочери, и то, как он иногда обнимал Эмили чуть дольше, чем следовало. То, как он, застыв в дверях, завороженно смотрел на Эмили с Рози, которым тогда было лет десять-одиннадцать. Девочки бегали по саду в купальниках и, радостно визжа, обливали друг друга водой. А еще то, как примерно год назад за обедом он спросил Эмили, есть ли у нее бойфренд, и страшно развеселился, когда та залилась краской и потупилась.
У Мэдди скрутило живот. Тошнота не собиралась отступать. Ничего не поделаешь, придется встать и попробовать освободиться. Откинув одеяло, она вылезла из постели и открыла дверь спальни. В доме стояла тишина. Эмили еще спала. Мэдди поспешно прошла по лестничной площадке в ванную, включила на полную громкость радио, подняла стульчак, встала на колени на коврик перед унитазом и, стараясь не шуметь, извергла содержимое желудка. По радио транслировали фортепьянный концерт, высокие ноты в лихорадочном темпе взмывали все выше, отчего голова, казалось, вот-вот взорвется. Когда рвать уже было нечем, Мэдди выключала радио.
– Мама! – раздался за дверью звенящий от негодования голос Эмили. – Я пытаюсь с тобой поговорить!
Поспешно спустив воду, Мэдди выпрямилась, открыла окно, схватила зубную щетку, выдавила на нее пасту, сунула щетку в рот и только после этого открыла дверь.
Эмили, стоя в одной пижаме, сердито смотрела на мать:
– Мама, у тебя реально орало радио. Ты меня разбудила!
– Прости, дорогая. Тебе что, нужна ванная?
– Да, но… зачем было врубать на полную мощность?
Мэдди включила электрическую зубную щетку, которая, заглушив все остальные звуки, начала громко жужжать, затем сплюнула в раковину, вернула зубную щетку в держатель и улыбнулась дочери:
– Ванная в твоем полном распоряжении. Собираешься принять душ?
– Да, но…
– Тогда тост будет ждать тебя через пятнадцать минут. Хорошо?
Эмили была явно сбита с толку.
– О’кей, – сказала она, закрыв за собой дверь ванной комнаты.
Вернувшись на ватных ногах в спальню, Мэдди надела футболку и спортивные штаны. Она уже давным-давно взяла себе за правило менять тему разговора всякий раз, как Эмили обрушивалась на нее с бесконечными обвинениями в различных проступках. «Сохраняйте свой центр тяжести, – прочла Мэдди в одной из книг по воспитанию детей, которую редактировала еще до болезни. – Не позволяйте настроению детей подросткового возраста влиять на вас». После того как ей поставили страшный диагноз, смена темы разговора стала для нее излюбленным способом действия. Дэн частенько шутил, что у Эмили объем внимания, как у комара, и это в таких случаях, как сегодняшний, играло родителям на руку. У Мэдди не было стопроцентной уверенности, что дочь не слышала, как ее тошнит в туалете. Впрочем, если Эмили что-то такое и слышала, когда она оденется и спустится вниз, то наверняка забудет о происшествии, переключившись на свежую информацию в социальных сетях.
К сожалению, в книге по воспитанию детей не нашлось совета, как поступить в случае, если вы подозреваете, но не можете доказать, что ваша несовершеннолетняя дочь подвергается сексуальным домогательствам со стороны начальника вашего мужа. Нет, это была ее, Мэдди, проблема и только ее. Мысль о предстоящем разговоре с Дэном наполняла душу страхом. Мэдди не знала, как он отреагирует. Хотя, конечно, знала. Дэн ворвется в дом Джерри и изобьет его до полусмерти – вот что он сделает. А потом Дэна арестуют и посадят в тюрьму. Он лишится работы, а на его карьере, скорее всего, будет поставлен крест. Ну а еще была Эмили, которая в тот день сказала: «Ради всего святого… Мы поссорились, и все кончено. Так что проехали», после чего пригрозила: «Если обратитесь в полицию, вы меня больше никогда не увидите».
Мэдди тогда поверила, что угроза не была пустым звуком. Ей никогда не забыть ту ночь, когда Эмили не вернулась домой. Самая длинная ночь в жизни Мэдди. Если бы ее попросили провести сравнение, она сказала бы, что та ночь оказалась даже страшнее,
