ясно как день.
И именно мне надо эту хреновую ситуацию исправлять.
Поэтому я протягиваю руку, крепко обнимаю ее и притягиваю к себе. Девушка дергается и щерится, как кошка - разве что волосы дыбом не встают. А еще тихонько всхлипывает и бьет меня кулачком в грудь.
- Скотина, - повторяет она с безнадегой в голосе. И быстро-быстро хлопает ресницами, будто прогоняя с глаз непрошеные слезы.
Я внимательно вглядываюсь в наступившее девичье лицо, с легкостью считывая с него яркие эмоции и чувства. Ничего потаенного - всё на виду. И мне это по кайфу, потому что ну вот не умеет Самойлова играть. Не умеет от слова “совсем”.
Я будто ощупываю черты ее лица своими глазами. Ласкаю и нежу, пытаясь согреть взглядом. И когда она пытается снова отвернуться, перехватываю второй рукой острый подбородочек и возвращаю к себе.
Сверкнув небесно-голубыми глазами, Ника недовольно хмурится и поджимает свои пухлые губки.
- Уймись, девочка, - прошу я тихо, - Нам надо поговорить, это правда. Я хочу, чтобы ты меня выслушала. Не сейчас, не здесь. Но немного позже. И когда мы поговорим…
Я на секунду прижимаюсь губами к ее рту, но этого достаточно, чтобы Ника, затрепетав, подалась мне навстречу - откровенно и честно в первую очередь с самой собой.
И это, бессомненно, заводит. Я прекрасно помню, как страстно и живо она отзывается в постели на ласки. С какой легкостью отдается и с какой жадностью берет. Как стонет и кричит от настоящего удовольствия и как открыто выражает все свои эмоции и желания.
Но у нас была всего одна ночь. Всего одна гребаная ночь! После которой я исчез, оставив какое-то стремное сообщение и просто попал.
Определенно, Ника вправе на меня злиться. Но еще больше она все-таки хочет продолжения банкета, ха! Чем и надо воспользоваться!
Но не в машине, в самом деле! Еще и в присутствии водителя!
Надо сделать все правильно, если уж она, несмотря на всю свою боль и злость, все-таки тянется ко мне.
Поэтому едем в больничку.
Там я снова несу ее на руках и она больше не трепыхается и не артачиться, чтобы показать себя сильной и независимой женщиной, а доверчиво и крепко обнимает меня за шею, хотя в этом и нет никакой нужды - держу я ее крепко и надежно. Но ее объятия теплые и очень приятные. Я с каким-то диким остервенением вдыхаю запах ее волос и духов и ощущаю под пальцами мягкое и податливое тело.
Поэтому я и сказал Алексею, решившему мне помочь, сидеть на жопе ровно и покойно ждать, когда мы закончим.
***
- Куда едем, Лем Маркович? - спрашивает он, когда спустя час мы возвращаемся.
- Домой, Алексей, - командую я.
- Нет! - неожиданно сурово кидает, хмурясь, Самойлова.
- Почем нет? - интересуюсь приличий ради.
- Я не собираюсь ехать к тебе домой, Лев Маркович.
Я широко улыбаюсь.
- Отчего ж?
- Спасибо тебе, конечно, за помощь, но… - девушка морщится, - Но я домой. К себе домой.
- Да без вопросов!
Вместо того, чтобы оскорбиться или обидеться, я почему-то счастлив, как полудурок.
- Приглашаешь в свою обитель, - я не спрашиваю - утверждаю!
Глаза малышки знакомо вспыхивают. Но молодец - не перечит и не спорит. Лишь гордо задирает свой носик и отворачивается к окну. Я опускаю взгляд пониже, с наслаждением любуясь высоко вздымающейся грудью, обтянутой ярко-красной тканью, а потом еще ниже - на голые и гладкие коленки, лишенные колготок. А все из-за того, что надо было делать рентген, а потом - перевязку лодыжки. Теперь травмированная часть ее тела туго обмотана медицинским бинтом, а маленькая аккуратно ступня сверкает пальчиками с нежно-розовым лаком на ногтях.
Изумительная ступня, надо сказать. И ноготочки - тоже прелесть. Да и все остальное… Мм… Чувствую себя котом, претендующий на свежие сливки.
- Уверен, я заслужил за спасение прекрасной девушки чашку кофе, - говорю я жарко, наклонившись к ней и прижавшись носом к тонко пахнущему виску - без нужды, но с дальновидными перспективами.
Ника снова ожидаемо вздрагивает, резко поворачивается и бросает на меня полный оскорбленного достоинства взгляд.
- Тебя никто не приглашает. И вообще, у меня сегодня дела…
- С твоим растяжением? - я красноречиво кладу ладонь на изящную икру, - Какие могут быть дела, кроме как лежки на постели в приятной компании?
- Это с твоей-то? Ну уж нет, увольте!
- Не капризничай, девочка, - усмехаюсь я, сжимая свои пальцы чуть повыше повязки, - Это самый подходящий момент для… “поговорить”.
- Зачем? - щурится девушка.
- Зачем - что?
- Ты сам знаешь!
- Зачем говорить? Знаешь, для людей нормально - общаться, узнавать друг друга, приятно проводить время в компании.
- Я не об этом!
- Знаю, - мягко говорю я, снова прижимаясь к женской скуле и слегка потеревшись о нее носом, - А еще я знаю, что ты сама, до нервной дрожи и мокроты в своих трусиках, хочешь того же…
- Пошлятина какая! - взвивается Ника, но при этом вспыхивает и краснеет. Снова!
Потому что я чертовски прав! Особенно когда на точеных ножках нет капрона и ее мягкая кожа особенно ярко чувствует прикосновение моих пальцев. И наверняка представляет, как они могут оказаться в куда более важных и интересных местах…
Да я тоже представляю, что тут скрывать. Это ведь не сложно - вспомнить ту ночь и все те витиеватые штучки, что мы творили… И подумать о том, что еще не успели сделать - тоже не сложно.
- Ладно, - сдается девочка, вздохнув грустно и как-то… потерянно, - Только для начала надо купить кое-что… У меня планы были. И позвонить.
Я с любопытством наблюдаю за тем, как Самойлова, наклонившись к водителю, говорит ему, куда надо подъехать. И поощрительно киваю, когда Алексей вопросительно оглядывается на меня.
Потом - на то, как девушка звонит кому-то и говорит, что не сможет сегодня приехать. Я готов напрячься, но слышу женский голос на той стороне. Не раздраженный, но заметно расстроенный.
- Прости. Я обязательно заеду попозже. С тортом и инжиром, как и договаривались… Нет, ничего не случилось, небольшая… кхм… авария. Несколько дней буду на больничном. Эм…
Собеседница что-то эмоционально щебечет, и Самойлова забавно морщится.
- Потом, Кать. Я позвоню и все-все расскажу. Правда. Обещаю. Передавай привет Артуру и ребятам. Да, пока-пока. И я тебя
