class="p">Как отвечать на эти и подобные им вопросы, не знали ни в Минске, ни в Москве. Думаю, положи вопросник перед самим Хрущевым, и он вряд ли бы нашелся, что ответить - слишком поспешной и непродуманной была предпринятая им акция.
Я не сомневался: Хрущев о чем-то умалчивает, что-то скрывает. О том, он боялся, мне рассказал в 1953 году помощник Председателя Совета Министров Украины, фамилию его я, к сожалению, не запомнил. С ним мы отдыхали в Гаграх, в санатории «Украина». По его словам, сразу после смерти Сталина Хрущев несколько раз приезжал в Киев с большой московской командой и, что называется, с ножницами в руках, изучал в архивах секретные документы. И те, в которых содержались компрометирующие его факты, уничтожал, особенно, если они касались расстрельных дел.
Пытаясь свалить всю вину за репрессии на Сталина, Хрущев в своем докладе не мог, да и не хотел дать объективную оценку времени его правления. Думаю, решился на этот шаг он только потому, что боялся разоблачений в причастности к репрессиям. Ведь, кроме уничтоженных им, где-то могли быть и другие секретные документы. Кстати, об этом открыто сказал и Председатель КГБ СССР Юрий Андропов: «У Хрущева руки повыше локтя в крови, и, выступая на XX съезде, он меньше всего думал о стране и о народе, действуя по самой незамысловатой формуле: разоблачу Сталина - смою и свои грехи!». Это его высказывание приводит в своей статье «Диссидент союзного значения» (газета «Совершенно секретно», N 10, 1998 г.) высокопоставленный сотрудник КГБ Вячеслав Кеворков, лично слышавший его из уст своего шефа.
Вопрос о том, надо ли было столь бесцеремонным образом низвергать вождя с пьедестала, даже сегодня, спустя более полувека после смерти Сталина, вызывает неоднозначную реакцию. Многие из людей старшего поколения считают, что XX съезд, подорвав веру в Советскую власть, положил начало распаду СССР и социалистического лагеря.
Я так скажу: Сталин, конечно, был жестоким человеком, на его совести смерть многих людей. Но не будь его, человека мудрого и с железным характером, Москву бы могли не отстоять, да и война могла затянуться. Фразу, вынесенную в название предыдущей главы: «Был культ, но была и личность», произнес на съезде писателей СССР Михаил Шолохов. И я с ним согласен. Сегодня культ сплошь и рядом, а личностей мало!
«Что-то буйных нынче мало, вот не стало вожаков» - пел философ и поэт Владимир Высоцкий.
Даже исследуя преступления закоренелых рецидивистов, чья вина не вызывает сомнений и подтверждена их собственными признаниями, суд принимает лишь те эпизоды, которые доказаны. Доклад же Хрущева - это словесный понос. В нем преобладают не факты, а эмоции. Откровенно говоря, не ему бы выступать разоблачителем Сталина. Во-первых, сам был повинен в репрессиях; во-вторых, в годы войны проявил откровенную трусость. Будучи членом Военного совета Южного фронта, в критический момент бежал с поля боя на самолете, бросив армию на произвол судьбы. Комиссар полка, в котором я служил, Филинов, был в этой армии комиссаром дивизии. Ему тоже предлагали улететь. Но он сказал: «Раз гибнет армия, значит, и я не имею морального права жить!» И застрелился. А Хрущев улетел, как ни в чем не бывало. Об этом мне рассказал мой бывший сослуживец, политрук Морозов; тяжело раненного, его успели вывезти оттуда.
Сталин, как известно, в критический момент, когда фашисты находились уже в восемнадцати километрах от Москвы, ее не покинул, хотя ближайшее окружение настаивало на его эвакуации в Казань. Был оборудован литерный поезд, который постоянно стоял под паром в Рогожском тупике. Интересную историю мне рассказал в конце семидесятых годов бывший заместитель редактора газеты «Гудок». Во время войны он был заместителей по железнодорожному транспорту у Хрулева, начальника тыла Красной Армии, и присутствовал при подготовке этого поезда на спецпутях для военных в двух километрах от Курского вокзала. Приехал Сталин, поднялся на платформу, прошел к своему вагону, затем прошел по перрону в конец поезда, возвратился, подошел к паровозу, вышел машинист, доложило готовности к поездке. Сталин вернулся к своему вагону, постоял… - сел в машину и уехал…
В 2007 году вышла в свет монография известного американская историка, доктора философии Гровера Ферра «Антисталинская подлость» (Гровер Ферр. - М.: Алгоритм, 2007. - 464 с.).
В ней автор сделал то, чего не удосуживались сделать предыдущие советские и зарубежные исследователи - тщательно проанализировал все положения доклада Хрущева и проверил подлинность обвинений Сталина с помощью рассекреченных архивов. Вывод оказался совершенно неожиданным: «Из всех утверждений «закрытого доклада», напрямую «разоблачающих» Сталина или Берию, не оказалось ни одного правдивого». Точнее так: среди всех тех из них, что поддаются проверке, лживыми оказались все до единого. Как выясняется, в своей речи Хрущев не сказал про Сталина и Берию ничего такого, что оказалось бы правдой. Весь «закрытый доклад» соткан сплошь из подтасовок такого сорта».
Гровер Ферр признает, что это открытие повергло его самого в шокя
«Для меня как ученого такое открытие оказалось неприятным и даже нежелательным. Мое исследование, конечно, и так вызвало бы удивление и скептицизм, если бы, как я полагал, выяснилось, например, что четверть хрущевских «разоблачений» или около того следует считать фальшивыми. Но вот что сразу взволновало меня и продолжает беспокоить до сих пор: если я стану утверждать, что каждое из хрущевских «разоблачений» ложно, поверят ли моим аргументам? Если нет, тогда уже не будет иметь значения сколь тщательно и скрупулезно автор подошел к сбору и обобщению свидетельств, доказывающих справедливость самих суждений…
Самая влиятельная речь XX столетия (если не всех времен!) - плод мошенничества? Сама по себе такая мысль кажется просто чудовищной. Ведь дело не только в ней самой, но и в очевидных последствиях. Кому, спрашивается, захочется «с нуля» начать пересмотр прошлого Советского Союза, Коминтерна и даже мировой истории лишь потому, что это вытекает из логики выдвинутых мной умозаключений? Куда легче представить дело так, будто автор промышляет псевдоисторической стряпней, утаивает правду и самолично фальсифицирует то, в чем облыжно пытается обвинить Хрущева. Результаты моих изысканий при таком подходе можно будет спрятать под спуд, и проблема исчезнет сама собой».
Есть две причины, которые могли побудить Никиту Хрущева к расправе над Сталиным. Во-первых, он сам был причастен (а по утверждению Гровера Ферра, даже в большей степени, чем кто-либо другой из Политбюро) к репрессиям. Участвовал в составлении расстрельных списков, сам их подписывал и носил на утверждение Сталину. Тот якобы даже журил его за излишнее старание, собственноручно вычеркивая многие фамилии, рано или поздно эти факты должны были
