мертвецы, заступая за линию из иероглифов, с истошными криками вспыхивали зелёным пламенем, почти моментально сгорая, словно бумага.
Я поняла, что Мирон всё же своё дело знает и вскоре успокоилась. Но поток оживших мертвецов не кончался, так что двигать куда-либо было рановато. В общем, вот и наш желанный привал. Лошади с безразличием к нежити жевали сочную травку, Шалфей причёсывала волосы гребнем, Андриан устроился на каком-то валуне и читал. Я уже было пошла тоже искать себе дело, как со стороны пасущейся лошади герцога (сам герцог всё ещё лежал на ней), послышалось столь категоричное и ледяное:
— Не-а.
Я нахмурилась.
— Нет, нет, нет и ещё раз нет, Роуз. Я теперь сам решу, чем ты будешь заниматься в своё свободное время.
Я задохнулась от наглости некоторых. Нет, вот ведь!.. даже слов приличных на него нет!
— Роуз, подойди сюда. Не заставляй меня вставать, девочка, я зверски устал, так что если я встану, то ты точно ляжешь. Как раз там куча гробов освободилась, выберем тебе самый пострадавший, да и оставим там. Сюда иди, я сказал!
Проклиная на все лады этот лежащий объект и цветочки, я, чеканя шаг, подошла к Мирону.
— Чего тебе, сударь? — ехидно поинтересовалась я.
— Я тут думаю о том, в чём провинился перед этим миром и за что меня так карают боги. Твоя задача меня утешать, а то впаду в уныние.
Ха! Нашёл психолога!
— Вконец с ума сошёл?! — взбешенно прошипела я.
— Нет. Знаешь, я слышал, что если не держать в себе, то полегчает. Так вот, очень давно я совершил пре-очень добрый поступок…
С надеждой посмотрела на друзей, но те были слишком заняты собой. Я сейчас судорожно размышляла, кто хуже: бессердечный Мирон или просящий… приказывающий утешать его Мирон.
Подавила истеричный смех, продолжая стоять столбом и слушать бормотание этого некроманта. Даже интересно стало, что он мог сделать доброго. Конечно, если он не врёт.
— … спас невинное существо. Когда я учил теорию, то рядом со мной летала муха. Сначала хотел убить, но потом подумал и открыл окно, позволяя ей сбежать. Представляешь, какой же я хороший? Сохранил жизнь, а ведь жизнь одна…
И это рассуждает некромант, м-да.
Я сотрясалась от истерического смеха, но стоически продолжала слушать.
— А ещё я одну крысу в подвале моего замка воскресил и дал ей убежать. Сам не знаю, зачем, но это же тоже добрый поступок. Чего молчишь?
— Да-да, — откликнулась я, покраснев от смеха.
— Я такой хороший…
— Да.
— Хотя нет, если вспомнить мои злодеяния, то я — самое злобное существо этого мира! Ты даже не представляешь, что я однажды сотворил!..
— Да… — механически ответила, уже не вслушиваясь в его бормотание.
— Но я не понимаю, за что мне такое наказание, как тот ужасный королевский приказ!!! — взвыл раненым зверем Мирон. — Я бы по собственной инициативе никогда бы не согласился на такое, понимаешь?
— Да…
Блаженное молчание на краткий миг и подозрительное:
— Женщина, ты слушаешь мои раскаяния вообще?
— Да… ой, что?
Он повернул голову так, что я могла лицезреть его недовольную мину, но… в его глазах как и обычно не было никаких тёплых или человеческих чувств. Ни раскаяния, ни грусти, ни сожаления или настоящего недовольства тем, что я не пытаюсь помочь. То есть весь этот спектакль был затеян, чтобы меня позлить? Но есть ли за этим камнем и льдом хоть одна искра живого огня? Пригляделась пристальнее, но не увидела. Как можно быть таким чёрствым?
— Роуз, ответь мне честно, что ты ищешь в моих глазах каждый раз? — спросил герцог, скоро отводя глаза от моего пытливого взора.
Моё сердце сжалось от… жалости? Кого-кого, а вот энеш-тошерн жалеть не собиралась. Однако странное чувство само появлялось, стоило взглянуть в его золотые жестокие глаза. В них не утонуть, как в глазах Андриана. Во взгляде Мирона Сатанора была Бездна. Самый настоящий полыхающий ад. Возможно, что эти золотые очи видели много всего. Большая часть увиденного точно была ужасной. Постоянный ужас, страх, боль и злость столетиями убивали любовь в Мироне.
Далеко не факт, что я права, но чую, я не далека от истины. Решила сказать правду, поскольку сейчас врать или юлить была не способна:
— Хоть что-то живое, — тихо ответила я.
— Нашла? — по интонации с надеждой, а на деле с привычным безразличием спросил он. Герцог и сам прекрасно знает ответ.
Отрицательно покачала головой.
— Ты, без обид, словно не способен чувствовать ничего кроме ненависти, ярости, злобы или гнева. Это не особенность твоей расы, это только ты такой. Холодный кусок льда, который жалуется на то, что его заставили делать доброе дело. Неужели тебе самому плевать на судьбу будущих жертв?
Золото оставалось ледяным. Казалось, после моего вопроса взгляд энеш-тошерн только больше потяжелел.
— Да. Знаю, что ты бы хотела услышать другое, только я врать пока что не хочу.
Почему всего лишь первое одно слово из двух букв ударило по мне наотмашь?
— Что для тебя я? — Не верилось, не возможно не чувствовать совсем ничего позитивного! — Что значит для тебя твой брат, Шалфей, твоя мать или отец?
При упоминании его родителей лёд золотых глаз капельку тронулся.
— Матерью и отцом я дорожу. Остальные — никто. Тебя это тоже касается. — Каждое слово было чистой правдой. В этот раз — самой настоящей и без примеси привычной лжи. Опять правда из уст Сатанора ранит сердце. Зачем он позвал меня к себе? Чтобы устроить эту пытку моему жалостливому сердцу? Чтобы познакомиться? Или дабы поставить все точки над «Ё» и в итоге разобраться, как ко мне относиться?
— Для тебя мы все — никто?
— Я, вроде, это уже сказал.
Жалость мгновенно сменилась гневом. Пора заканчивать этот ненормальный и крайне неприятный разговор.
— Утешилась душа твоя? — резко спросила я.
— Нет. Что можно утешить, если нет того, что может болеть? Единственное, что время от времени меня тревожит это то, что я не знаю сострадания и любви. Иногда даже пугался, но… уже смирился. Я злюсь, потому что ничего больше не могу. Думаю, меня кто-то проклял. — Секунду Мирон молчал. — Кажется, выговорился. Не полегчало, но ты свободна.
Скрипнула зубами и посмотрела на поток зомби. Хм, уже конец виден. Скоро нам можно продолжать наш нелёгкий путь.
***
Добрались до столицы без приключений. Солнышко уже не радовало летними лучами и предпочло скрываться за облаками. Люблю, когда ничего в глаза не светит, так что не считала сокрытие светила такой большой трагедией.
Приехав в город, я первым делом начала осматриваться. В нос
