Фелдер покачал головой. Он по-прежнему не смотрел на экран.
Майрон зачарованно следил, как Эмили перемещается по комнате. Вдруг она застыла на месте и обернулась. Наверное, услышала стук. Она осторожно приблизилась к двери. Ждет мистера Гудбара?[17]Не исключено. Но когда Эмили повернула ручку и открыла дверь, Майрон увидел, что опять ошибся. В комнату вошел не мистер Гудбар.
Это была мисс Гудбар.
Женщины немного поговорили, выпили из бутылки, стоявшей в мини-баре. Вскоре начали раздеваться. Майрону стало тошно. Когда Эмили и ее подруга направились к кровати, Болитар решил, что с него хватит.
– Выключи.
Фелдер нажал кнопку, не глядя на экран.
– Ты слышал, что я сказал. Я этим не горжусь.
– Вот так история, – пробормотал Майрон.
Теперь он понял, почему Эмили была в такой ярости. Ее действительно поймали на flagrante delicto – только не с мужчиной, а с женщиной. Разумеется, здесь не было ничего противозаконного. Однако на судей вполне могло подействовать. Пришлось бы учитывать общественное мнение. Кстати, об общественном мнении – Майрон знал, какое прозвище было у мисс Гудбар.
Проба.
Глава 29
Майрон возвращался в свой офис, размышляя, что все это значит. Прежде всего ясно, что Проба появилась на сцене не случайно. Но какую роль она играет? Кто подставил Эмили – она или кто-нибудь другой? Какие у них были отношения – постоянных любовниц или партнерш на ночь? Фелдер уверял, будто ничего об этом не знает. Судя по записи – точнее, по маленькому кусочку, который видел Майрон, – женщины вели себя так, словно встретились впервые. Впрочем, он не специалист в подобных делах.
Майрон срезал путь по Пятидесятой улице. На тротуаре сидел беловолосый парень в бейсболке и семейных трусах поверх рваных джинсов и бренчал что-то на индийском ситаре. Болитар узнал классику семидесятых – «Умри, ночной Чикаго», – которая исполнялась старой китаянкой, подметающей пол в подвале прачечной. Перед альбиносом стояли медная чашка и стопка аудиокассет. На бумажке было написано: «Настоящий Бенни и Его Волшебный Ситар, всего 10 долларов». Настоящий? Хм. Сэр, хотите псевдоиндийца с дребезжащим ситаром и попсой семидесятых? Нет, спасибо, сэр.
Бенни улыбнулся Майрону. Он как раз дошел до той части песни, где сын узнает о сотнях убитых полицейских – может, среди них был и его отец, – и начал плакать. Очень трогательно. Майрон бросил ему в чашку доллар. Он перешел через улицу, продолжая размышлять об Эмили и Пробе. Эта пленка действовала ему на нервы. С первых кадров он почувствовал себя как грязный извращенец, подглядывающий за семейной парой, и этот привкус остался до сих пор. Скорее всего встреча двух женщин не имела никакого отношения к делу. Как связать свидание двух лесбиянок с убийством беглой террористки? Никак. Точно так же Майрон не мог увязать Лиз Горман с азартными играми Грега или каким-либо образом вставить ее в общую картину.
В любом случае пленка поднимала важные вопросы. Взять хотя бы обвинения в детском насилии против Грега. Что за ними – реальные факты или нечестная игра адвоката, как утверждал Фелдер? Разве Эмили не говорила Майрону, что готова на все ради детей? Даже на убийство. И как она отреагировала на запись? На что ее могло толкнуть это грубое вторжение в личную жизнь?
Майрон вошел в офисное здание на Парк-авеню. Приближаясь к лифту, он улыбнулся молодой женщине в деловом костюме. В кабинке разило дешевым одеколоном, будто у какого-то парня не было времени на душ и он решил вылить на себя столько пахучей жидкости, что ее хватило бы на глазировку свадебного пирога. Женщина принюхалась и посмотрела на Майрона.
– Я не пользуюсь одеколоном, – заявил Болитар.
Соседку по лифту это не убедило. Вероятно, этот запах настроил ее против мужского пола. Неудивительно, учитывая обстоятельства.
– Попытайтесь не дышать, – посоветовал Майрон.
Лицо женщины приобрело зеленоватый оттенок.
В офисе Эсперанса улыбнулась и сказала:
– Доброе утро.
– О нет, – пробормотал Майрон.
– Что такое?
– Ты никогда не говорила мне «доброе утро». Ни разу в жизни.
– Почему бы и нет?
Майрон покачал головой:
– И ты, Брут?
– Не пойму, о чем ты?
– Ты слышала о том, что происходило вчера вечером. И теперь стараешься – как бы выразиться помягче – быть со мной приветливой.
Эсперанса раздраженно фыркнула:
– Думаешь, мне есть дело до какой-то дерьмовой игры? И до того, что твоей заднице всыпали по первое число?
Майрон покачал головой.
– Слишком поздно, – вздохнул он. – Ты себя выдала.
– Ничего подобного. Ты облажался. И будь доволен.
– Хорошая попытка.
– Какая еще попытка? Говорю тебе – ты облажался. О6ла-жал-ся. Это было жалкое зрелище. Мне противно, что я с тобой знакома. Я готова умереть от стыда.
Он нагнулся и поцеловал Эсперансу в щеку. Она вытерла ее тыльной стороной ладони.
– Ну вот, теперь вшей не оберешься.
– Я в порядке, – заверил Майрон. – Честное слово.
– А мне плевать. Честное слово.
Зазвонил телефон. Она взяла трубку.
– Алло, это «Эм-Би спортс». Да, Джейсон, он здесь. Подожди минутку. – Она взглянула на Майрона. – Это Джейсон Блэр.
– Тот мерзавец, который заявил, что у тебя красивая задница?
Секретарша кивнула:
– Напомни ему про мои ноги.
– Я возьму трубку в кабинете. – Его внимание привлек снимок, лежавший на толстой пачке бумаг. – Что это?
– Материалы по «Бригаде Ворона».
Он взял черно-белое фото 1973 года – единственное, где были изображены все семеро участников группы. Майрон быстро нашел Лиз Горман. Он не очень хорошо запомнил ее, но, судя по снимку, вряд ли кто-нибудь мог догадаться, что Горман и Карла – одно лицо.
– Я возьму его ненадолго? – спросил он.
– Как хочешь.
Майрон вошел в кабинет и взял трубку.
– Слушаю, Джейсон.
– Где ты пропадал, черт возьми?
– А как твои дела?
– Только не делай из меня идиота. Ты поручил этой девчонке мой контракт, а она все провалила к чертовой матери. Я уже думаю о том, чтобы порвать с «Эм-Би спортс».
– Успокойся, Джейсон. Что она провалила?
В голосе Блэра прозвучало недоверие.
