следил за подобными Охтли. А ушел, и вышло… почти вышло.
- Он не придет, Верховный, - совсем уж тихо продолжил Мекатл. – Многие… недовольны. Император мертв, а на троне сидит дитя столь больное, что не ясно, встретит ли оно новый день. Подле него маг, которому место не у ног Благословенной, но на вершине пирамиды. Да, чернь славит ту, что явила чудо, но…
- Чудо было давно, а маг сейчас.
- И он. И другие… Совет хотел бы видеть сильного владыку.
- Кого?
- Они еще рядятся. Думаю, поэтому и тихо.
Верное замечание. Надобно будет сказать Владыке копий. И не только ему.
- И от того, на чью сторону встанет Храм, будет многое зависеть.
И это верно.
Верховный ненадолго смежил веки.
- Совет знает, что вы на стороне Императрицы. Тем и неудобны. А вот Охтли… его род из числа первых.
А потом, пусть не сам, но брат Охтли или даже отец, ведь не стар еще, вполне может подняться.
- И многие согласны с ним. Они в лучшем случае не будут вмешиваться. Дела храма – лишь дела храма.
- Многие… - Верховный все-таки встал. – Что ж…
Мысль, пришедшая в голову, была безумной.
- Тогда… скажи, что я желаю представить его Императрице.
Посмотрим, что скажет это дитя.
Дитя игралось со зверенышами. Котята подросли и шкуры их обрели какой-то странный оттенок, этакого старого, чуть подернутого пылью, золота.
- Они смешные, - сказала девочка и тряхнула головой. Зазвенели бубенчики, вплетенные в косички. – Не кусайся.
Она погрозила пальцем. И почудилось, что вовсе не леопарду. Тот лег, прижав голову к полу, и громко заурчал.
- Хороший…
Выглядело дитя не в пример лучше. На щеках его появился румянец, а глаза и вовсе блестели.
Рядом, устроившись на подушке, сидела Ксочитл. В руках она держала ткань, и серебристая искра иглы мелькала в пальцах, выводя сложный узор.
- Хорошо, что ты пришел, - Императрица похлопала по подушке рядом. – Садись. Говорить надо.
- Благодарю, - Верховный не без труда опустился на мягкие шкуры. И звереныши поспешили к нему. Влажные носы ткнулись в руки, а тот, что крупнее, попытался ухватить зубами. Но девочка дернула его за хвост.
- Не шали, - сказала она строго.
- Растут, - Верховный коснулся мягкой шерсти леопарда. – Будут защитниками.
Девочка кивнула.
И протянув руку, осторожно коснулась щеки Верховного. Пальцы скользнули вверх, задев ресницы. Потом оставили след на лбу и спустились по переносице, оставляя ощущение тепла и… захотелось вдруг закрыть глаза и, уподобившись леопадрам, потянуться за этой вот рукой, выпрашивая ласку.
- Тебе еще нельзя умирать, - сказала она строго. – Ты тоже устаешь. Плохо. Мне приносят теплое молоко с медом и жиром. Пусть и тебе. Оно невкусное, но говорят, что очень полезно. Я пью. И ты пей.
- Обязательно, - Верховный склонил голову. – Если такова ваша воля…
- Такова, - важно кивнула девочка.
И сейчас она была именно ребенком, пусть облеченным властью, но… не делает ли Верховный ошибки? С другой стороны, что еще остается?
- Ты только это хотела сказать?
- Нет, - она покачала головой. – Я вижу сны. Разные. И себя в них. А еще людей. Других. У них разные лица. Два мага. Мужчина и женщина. Еще один мужчина. Он странный. Его тело сделано магами, но тут…
Рука легла на грудь, а вторая – на живот.
- Тут издалека. Суть зверя. И суть человека. Я иногда их понимаю, а иногда – нет. Но знаю, что им нужна будет помощь.
Верховный слушал внимательно.
- Я нашла ключ. Но нужно отыскать еще и место, где лежит сердце. А потом вернуться. Вчера я видела жреца. Его звали Нинус. И он убил мою мать.
- Что?!
Верховный с трудом сохранил лицо, только пальцы смяли мягкую шкуру.
Нинус?
Она… она не была знакома.
- Он убил мою мать, - девочка моргнула и пальчики коснулись висков. – Это странно. Я знаю, что я здесь. Но я и там. Я знаю, что эта женщина не была моей матерью.
- А свою ты помнишь?
Она покачала головой и почему-то поглядела на Ксочитл. А улыбка и вовсе погасла.
- Они… убили её маму. Нашу… я не хочу, чтобы… мне было так плохо. А потом все… все мешается, понимаете? Смутное такое.
- Когда появились эти сны? – ласково спросил Верховный.
- Я заболела. Я помню… помню, как играла. И монеты. Мне понадобились вдруг монеты. Я должна была построить пирамиду. Большую. Очень. А потом вообще все такое… не такое. И я потерялась. А потом проснулась, и Ксо сказала, что я заболела. Она поила меня молоком. И еще пела песенке… если кто-нибудь убьет её, я убью всех.
Это было сказано спокойно, отрешенно даже, только детеныши леопарда оскалились. А вот Верховный поверил. По спине потянуло холодком.
- Никто не посмеет…
- Посмеют, - взгляд теперь был взрослым. – Не лги мне. Пожалуйста.
- Не буду. Прости.
Кивок.
- Что еще ты видела?
- Смутное… та я, которая там, я говорила со жрецом. Нинус. Я знала его имя. Здесь я никогда не видела. Ты… у тебя был такой жрец?
- Да, - Верховный решил не лгать.
- Он… он знаю мать. Её. Мою. Он был ей… тут я плохо понимаю, кем. Но он точно знал. И убил её.
- Это невозможно.
- Возможно, - возразила девочка. – Она не сделала так, как надо. Она должна была родить дитя. Отдать. А она нет. Не стала. И мой отец, он тоже не отдал бы.
Она потерла лоб ладонью.
- Не спеши, - Верховный поймал на себе мрачный взгляд Ксочитл. – Если эти воспоминания тебе неприятны…
- Неприятны. Но это важно. Я знаю. Тот жрец, он не один. Он тоже не хотел плохого. Скоро старый мир погибнет. Он думает, что знает, как остановить. Но на самом деле он ошибается.
Прикушенная губа.
И взгляд устремлен куда-то, отнюдь не в дальний угол, где неподвижными изваяниями застыли рабы.
- Им нужна помощь. Очень нужна.
- Тогда я отправлю им помощь, но… - Верховный замялся, не зная, как сказать. – Людям… многим… не стоит знать того, что ты сказала.
- Они сочтут, что болезнь сказалась на моем разуме?
- Боюсь, что именно так.
- А еще им не нравится, что
