молодой человек около тридцати лет. Выражение его лица было нейтральным и в состоянии покоя не склонялось к удовольствию или неудовольствию, так что было не ясно, каким оно окажется. Он был одет опрятно, лишь со слабым намеком на моду, уберегавшим от упреков в оригинальности, но его наряд, без учета некоторых мелочей, был таким же, как у его наставника. Тем не менее, по общему впечатлению он выглядел последним человеком на свете, которого захотели бы взять в ученики трансцендентальной философии, хотя что-то в его остром носе и бритом подбородке намекало на то, что если мистицизм когда-либо служил уроком для него, то он бы, с характерной ухваткой истинного уроженца Новой Англии, превратил бы даже такую бесполезную вещь в нечто полезное и прибыльное.
– Ну, как, – промолвил он, фамильярно усаживаясь на опустевший стул. – Что вы думаете о Марке? Возвышенный парень, да?
– То, что каждый член человеческого сословия достоин уважения, – размеренно ответил космополит, – есть факт, в котором не может усомниться ни один член этого сословия: но при рассмотрении высших натур, возвышенная природа, часто приписываемая им, может без особой путаницы приписана и обычным людям. Каждый решает сам, хотя разумеется, если он считает себя возвышенным человеком, я не стану возражать против этого. Но мне интересно узнать о той философии, которую я пока наблюдал лишь поверхностно. Судя по всему, вы, как его первейший ученик, особенно подходите для этой цели. Не возражаете, если мы начнем прямо сейчас?
– Ничуть, – подвигаясь к столу. – С чего мне начать? С основных принципов?
– Как вы помните, вы с определенной прагматичностью были представлены мне в качестве человека, способного к четкому объяснению. Что касается «основных принципов», то в некоторых вещах они показались мне более или менее расплывчатыми. Проще говоря, позвольте мне описать случай, распространенный в реальной жизни, а когда я закончу, то хочу, чтобы как практикующий философ вы объяснили мне, как следует вести себя в данном случае.
– У вас чувствуется деловая хватка. Изложите обстоятельства.
– Этот случай касается не одного, но двух человек. Вот он: есть два друга, знакомых с детства, – закадычные друзья, один из которых, впервые оказавшись в стесненных обстоятельствах, обращается к другому с просьбой о займе. Этот другой, в силу обстоятельств, может свободно предоставить деньги. Давайте мы с вами будем этими людьми. Вы – мой обеспеченный друг, к которому я обращаюсь с просьбой о займе. Вы – адепт философии, о которой идет речь, а я – обычный человек, чья философия сходится к тому, что мне тепло и уютно, когда я не чувствую холода, а когда у меня лихорадка, то я начинаю дрожать. Обратите внимание, что вам нужно включить воображение и постараться говорить и вести себя так, как будто все происходит на самом деле. Для удобства называйте меня Фрэнком, а я буду называть вас Чарли. Согласны?
– Абсолютно. Можете начинать.
Космополит немного помедлил, а затем, приняв серьезный и обеспокоенный вид в соответствии со своей ролью, обратился к своему гипотетическому другу.
Глава 39. Гипотетические друзья
– Чарли, я собираюсь довериться вам.
– Вы мой друг и можете располагать моим доверием. Что случилось, Фрэнк?
– Чарли, я оказался в нужде; мне срочно нужны деньги.
– Это нехорошо.
– Но все будет хорошо, Чарли, если вы одолжите мне сто долларов. Я не стал бы обращаться к вам, если бы не крайняя нужда. Мы с вами так давно делимся мыслями и сердечными устремлениями, пусть и в неравной мере с моей стороны, что мне приходится обратиться за новым доказательством нашей дружбы, теперь в материальном виде, так что я окажусь в еще большем долгу перед вами Вы окажете мне такую любезность, правда?
– Любезность? Что вы имеете в виду, когда просите оказать вам любезность?
– Полно, Чарли, вы никогда раньше так не говорили.
– Это потому, Фрэнк, что раньше вы никогда не обращались ко мне в такой форме.
– Но вы одолжите мне деньги?
– Нет, Фрэнк.
– Почему?
– Потому что мои принципы воспрещают это. Я отдаю деньги, но никогда не ссужаю их, – и разумеется, человек, называющий себя моим другом, находится превыше любого подаяния.[246] Договоренность о займе – это коммерческая сделка, а я не заключаю деловых договоров с друзьями. Для меня друг существует в интеллектуальном и душевном общении, и я слишком высоко ценю такую дружбу, чтобы опускаться до материальных сделок. По правде говоря, существуют так называемые «деловые друзья», то есть, знакомые с коммерческими связями. Это очень удобные люди, и у меня есть такие знакомые. Но я провожу красную линию между ними и моими друзьями в подлинном смысле слова, – теми, кто мне близок духовно и интеллектуально. Короче говоря, настоящий друг не имеет ничего общего со ссудами; его душа превыше любых займов. Займы – это недружественные соглашения с бездушной корпорацией или банком, которые дают мне регулярные поручительства и предоставляют регулярные скидки.
– Недружественное соглашение? Как эти слова могут гладко соединяться друг с другом?
– Как бедный фермер и его корова, – не слишком гладко, но по существу дела. Послушайте, Фрэнк: процентная ссуда – это продажа денег в кредит. Чтобы продать вещь в кредит, необходимо заключить соглашение, но при чем тут дружелюбность? Немногие здравомыслящие люди, кроме биржевых маклеров, занимают деньги под проценты, за исключением крайней нужды, вроде угрозы голода. Помилуйте, какое тут дружелюбие, если я даю голодающему человеку деньги, на которые можно купить бочонок муки при условии, что в оговоренный день он должен будет вернуть мне сумму на полтора бочонка? Особенно если я добавлю оговорку, что при неуплате долга я буду иметь право выставить его имущество на публичную распродажу или, хуже того, обратить взыскание на его жену и детей?
– Понимаю, – отозвался космополит и театрально поежился. – Но даже если дойдет до этого, можно надеяться, что такой шаг со стороны кредитора будет продиктован чрезвычайными обстоятельствами, а не его намерением.
– Но, Фрэнк, чрезвычайные обстоятельства следует учитывать заранее и иметь необходимые гарантии.
– Однако же, Чарли, разве ссуда с самого начала не является дружественным поступком?
– А распродажа имущества в самом конце является недружественным поступком. Разве вы не понимаете? Враждебность заложена в дружбе, как и разорение – в дружеской выручке.
– Должно быть, сегодня я туго соображаю, Чарли, но в самом деле, я не могу вас понять. Прошу прощения, дорогой друг, однако мне представляется, что вдаваясь в философию этого вопроса, вы оказываетесь на мели.
– Так сказал один неосторожный человек, далеко забредший от берега, но океан ответил «Все как раз наоборот, мой
