она вам сама и расскажет, где была, что делала, а главное — зачем. Я спущусь в машину, шубу её принесу.
Около машины прихватило сердце. А ведь впервые это, раньше не жаловался. Подумал о том, что не зря им пытались отказать в усыновлении. И так страшно вдруг стало: за детей, таких ещё маленьких, за Дашку, которая тоже по сути ещё ребёнок, за Ярослава, дом-то ещё не построен, а на свои, заработанные в поликлинике, деньги и не построит никогда. А дальше пришла мысль, что надо цепляться за жизнь зубами и жить. Без него пропадут все, кого он так любит. Вдохнул морозный ночной воздух, выдохнул, ещё вдохнул. Вроде бы полегчало. Взял замёрзшую шубу и вернулся в дом.
— Андрюша, ужинать будешь? — из кухни спросила тёща. — Даша в душ пошла.
— Нет, прилягу я, устал.
Померил давление и проглотил таблетки, не запивая. Лёг в постель, подумав, что и ему бы в душ надо, только сил нет, и закрыл глаза. Почувствовал, как Ромка влез на кровать, прижался к отцу и поцеловал его в щёку.
— Я полежу с тобой, папочка?
Обнял сына. Улыбнулся, попытался говорить строго.
— Ты почему не спишь, Ромашка?
— Так я же вас с мамочкой ждал. Мне почему-то так страшно было, я притворился, что сплю. Бабуля не заметила. Знаешь, как я люблю тебя с мамочкой моей? Крепко-крепко! Больше всех на свете! Ты не сердись на маму, ладно?
— С чего ты взял, что я сержусь, сынок? — Андрей запустил руку в курчавые волосы сына, такие шёлковые на ощупь, пропуская их сквозь пальцы, гладил. Это успокаивало и его, и ребёнка.
— Она бабуле говорила, что ты её не простишь, и плакала. А ты же простишь, правда? — продолжал уговаривать отца Ромка.
Андрей поцеловал сына в нос.
— Сынок, когда я на тебя строжусь, ты тоже думаешь, что не прощу?
— Думаю, что исправляться срочно надо, и чуточку боюсь, что разлюбишь. Но ты никогда не разлюбливаешь. Я понял, ты и маму не разлюбишь, просто строжишься! Я хочу тут спать сегодня, с вами, можно?
— Можно, но недолго, когда ты уснёшь — я отнесу тебя в твою кроватку. Договорились?
Ромка не ответил, потому что уже спал. А сердце отпустило, и липкий страх прошёл, видимо, давление начало снижаться.
Андрей всё ещё лежал и не шевелился, ловя ровное тихое дыхание ребёнка, когда дверь спальни приоткрылась и Даша вошла в комнату.
— Прости, мне пришлось объясняться с родителями, — тихо-тихо сказала она хриплым голосом, полным сожаления. — Прости за сегодняшнее, я полная идиотка.
— Какая самокритика! Дашунь, если в состоянии, унеси Ромку в его постель. Мне нехорошо что-то.
— Давление? Давай…
Он прервал её.
— Я просто переволновался, уже нет никакого давления, но вставать не хочется. А может, пусть спит с нами?
— Ага, как прошлый раз, да? — Даша рассмеялась. — Когда он лежал поперёк кровати, а мы ушли на диван. Андрюш, я родителям в зале постелила, так что идти нам сегодня некуда.
Андрей встал, взял сына на руки и прошёл в детскую. Положил Ромку на его кровать, укрыл одеялом и поцеловал. Поправил одеяла у Насти и Пети и вышел из комнаты.
Даша уже легла и ждала мужа.
— Я бы сама его отнесла, зачем опередил?
— Он тяжёлый, а ты слишком хрупкая. Да и на малышей глянуть хотелось.
— Обещай, что сделаешь ЭКГ прямо с самого утра, — попросила она.
— А ты обещай не делать глупостей. Если следующая шальная мысль тебе взбредёт, лучше позвони мне. И ещё, часам к четырём подъезжай к клинике, на такси, поедем купим всё для Андрейки, к выходным он уже будет дома, надо подготовиться.
Даша обняла его и принялась целовать…
* * *
Встал Андрей Петрович рано, гораздо раньше Даши. Сварил кофе, как любил, приготовил утренние таблетки от давления и открыл ноутбук, изучая свой собственный план на день. Надо всё успеть и забежать к Ярославу. Старший сын тоже уже чудил по полной. Он устал от больничной обстановки и стремился домой настолько, что никакой гипс его больше не останавливал. Только хотел он вовсе не в московскую квартиру, а в Солнечногорск. Этого Андрей Петрович допустить не мог. И тут вставал вопрос: или забрать их с Надей к себе, либо снять им временное жильё на пару месяцев. Больше и не надо, пока восстановится, чтоб передвигаться мог. Но если снять сыну квартиру, придётся наведываться туда ежедневно, а сил на это уже нет. Этот год вымотал его окончательно и бесповоротно. Так что лучше пожить какое-то время всем вместе.
Он не заметил вошедшую на кухню жену.
— Опять таблетки кофе запиваешь? Андрюша, нельзя так.
Он только смотрел на неё удивлённо. И столько укора и насмешки было в его взгляде. Даша всё заметила и поняла.
— Не простил, да? Потому и не любил меня сегодня?
— Не простил — так прощу, а на счёт всего остального… Я вчера слишком переволновался и устал. Мне далеко не тридцать. У нас ещё будут с этим проблемы, не сейчас, но и не в таком далёком будущем, как кажется. Я о другом думаю. Очень больно, когда подножку подставляют самые близкие люди. Я о мотивации поступков, о доверии. Не думал, что ты способна на такое, считал тебя полностью продолжением себя. Ты даже о детях не подумала: они ждали мать, а она полезла неизвестно куда, не думая об опасности. Нельзя так рисковать собой, Даша, даже во имя высших целей. Я понимаю, что ты хотела ускорить процесс усыновления и делала всё, чтобы Андрейка был с нами. Но всё это необдуманно и слишком рискованно. Хотя, может быть, именно за это я тебя и люблю. Всё! Жду в четыре.
* * *
Андрей слышал, как ровно в шестнадцать ноль-ноль Даша вместе с детьми вошла в приёмную.
— Мама, а папочка знает, когда вы нашего маленького братика домой принесёте? — спрашивала с нетерпением Настя.
— Не думаю, что ты сильно обрадуешься, это тебе не кукла, а ребёнок! — со знанием дела отвечал ей Ромка. — Он будет просто кричать и спать, я помню, как это, и тебя станут немножечко меньше любить. Потому что раньше любовь мамы с папой делилась на троих, а теперь на четверых, поняла?
— А меня меньше любить всё равно не будут, — задумчиво произнёс Петя.
— Ириша, шеф у себя? — просто для подтверждения спросила Даша.
— Вас ждёт, — ответила секретарша, поглядывая на пререкающихся детей и думая, что она, пожалуй, с ними не справилась.
— Справилась бы, — отвечая на её мысли, сказал шеф, выходя
