Он запнулся, не находя подходящих слов, и я довольно ядовито усмехнулась:
— Просто потеряла голову от твоей сногсшибательной красоты? Свихнулась от одиночества и набросилась в поезде на первого встречного? — он снова смутился, и я добила его признанием: — Хотя ты знаешь, мне понравилось. Целуешься ты классно.
— Хочешь продолжить? — он лукаво поднял бровь, и я содрогнулась, представив, как мы тут самозабвенно возимся и кувыркаемся…
— Хочешь снова по тыкве? — в тон ему беззлобно ответила я, улыбаясь. — Не от меня, так на этот раз от Романа. Вон он, кстати, идет. Ого! С добычей!
Шурик, который до этого вскакивал по каждому подозрительному шелесту, заметил появление напарника только когда тот показался из-за кустов, неся в руках кан с мелкими грибочками и целую кучу огромных толстых боровиков в задранном подоле свитера.
Мужчины занялись приготовлением грибов, не доверяя мне ни ножика, ни самих грибов. Я, улыбаясь, следила за их перепалкой, когда они решали, как будут их готовить, и даже приняла в ней участие, активно заявляя свой протест, когда они заявили, что им понадобится мой кан. Я расфыркалась, представив, во что он превратится, когда они пожарят в нем такую прорву грибов — без масла! В итоге они объединились против меня, и я сдалась под их дружным напором.
Потом я отстраненно наблюдала за процессом приготовления, и сердце вдруг начало щемить от внезапной тревоги и осознания того, что сейчас мы со стороны кажемся веселой и дружной компанией, которая выбралась на природу к озеру просто отдохнуть от городской суеты. А уже через несколько часов снова будем тыкать друг в друга стволами и превратимся в непримиримых врагов. Или того хуже — кто-то из нас останется навсегда лежать на топком берегу этого глухого озера. Я чуть не прослезилась, к горлу подкатил ком, мешающий дышать, и даже губы предательски дрогнули, и это не укрылось от внимательных голубых глаз Шурика, который тоже вдруг стал серьезен. Роман сделал вид, что ничего не заметил, но сам тоже слегка одеревенел и озадаченно почесал затылок, сдвинув кепку на глаза и поджав губы.
Они долго химичили с грибами, потом я вывалила им остатки своих сухих обедов, и они разработали целую операцию по освобождению кана для кипячения воды, чтобы было чем залить картофельные хлопья.
Когда мы, наконец, замесили пюре с полужидкой массой, остро пахнущей грибами, и разделили все по картонным тарелочкам, в предвкушении принюхиваясь к дразнящему аромату и глотая голодные слюни, я, раздавая пластиковые ложки и усаживаясь на свою пенку, заявила:
— Все, ребят. Сейчас поедим и пойдем заберем деньги. Что-то не хочется мне тут опять ночевать.
Голос мой снова предательски дрогнул, мужчины тоже притихли и ели молча, сосредоточенно глядя каждый в свою тарелку.
Я даже себе не могла объяснить, что на меня нашло. Наверное, просто хотелось продлить этот чудесный осенний денек с его золотистыми теплыми солнечными зайчиками… Отличный день, чтобы умереть, — пришла в голову непрошенная мысль, которую хотелось загнать подальше или наоборот, замотать головой, чтобы вытряхнуть ее оттуда…
Шурик помогал мне убирать палатку, Роман молча следил за нашими действиями, заливал костер водой из котелка, которую он не поленился собственноручно начерпать, свесившись, как я, к самой воде, цепляясь за кусты. Лицо его снова стало сосредоточенным, брови сердито сдвинулись, а отросшая щетина еще придала ему суровой мрачности.
Рюкзак мой, и до того не особенно тяжелый, сейчас, когда мы сунули в него торчком свернутую трубкой «пенку» и покидали внутрь мои пожитки, я легко могла бы поднять одной рукой и нести на одном плече, но Шурик решительно его отобрал и нацепил себе на спину под неодобрительным взглядом напарника. Впрочем, Роман так ничего не сказал, и я, связав шнурками свои так и не просохшие ботинки и перекинув их себе через плечо, двинулась из нашего лагеря босиком, опасаясь, что в мокрых ботинках натру себе на ногах кровавые волдыри.
Как я и ожидала, место, где мы с Костей ставили сеть, я нашла с трудом. Болотистый берег был ужасно однообразен, все кусты «на одно лицо». И найти среди них нужные, от которых я могла «плясать» дальше, мне удалось только бродя прямо по топкому берегу босиком, с засученными штанами. Мужиков со своим рюкзаком я оставила на твердой земле, хотя они и рвались следом за мной по трясине. Я объясняла им, что ищу знакомые приметы, от которых только и могу найти верный путь к тайнику, но они не желали выпускать меня из виду и теперь, глядя, как я, словно цапля, чапаю по жидкой грязи вдоль берега, топтались в отдалении, как два бдительных пса.
Наконец, я увидела знакомый просвет между камышами и даже вроде бы различила свои глубокие следы, заполненные водой, оставленные мной всего сутки назад.
Я радостно повернула в сторону твердой земли, уверенная, что теперь легко отыщу дорогу к землянке. Ботинки по-прежнему бултыхались на моем плече, то и дело стукая меня по синякам, и теперь, даже если они высохли, уже не сунешь в них по колено грязные ноги. Видно, судьба мне шляться по этим лесам босиком. Ну и ладно. Недолго осталось.
Чем ближе я подходила к конечной цели своего похода, тем нервознее становились мои сопровождающие. Меня и саму стало не то знобить, не то потряхивать от предчувствий.
Когда я, наконец, вышла на знакомую полянку и обвела ее взглядом, меня обуревали разные чувства: снова мне казалось, что я вернулась домой, и в то же время что-то изменилось в ощущении этого места. Если раньше оно казалось мне диким, то сейчас, когда я пришла сюда с чужаками, мне стало казаться, что оно и вовсе настроено враждебно. Черные стволы деревьев резко выделялись на фоне опавшей листвы, ковром покрывающей всю поляну. Солнце уже почти село, но его последние алые отсветы, играющие на золотых верхушках лип, озаряли полянку волшебным золотистым сиянием. И все же меня не покидало предчувствие надвигающейся катастрофы, которое только усиливалось контрастом с этим угасающим свечением.
Мы остановились и долго прислушивались, ловя каждый шелест ветра. Мои спутники еще не понимали, что мы пришли, что мы у цели. Когда не знаешь, куда смотреть, то без подсказки не увидишь ни выступающего корня сосны, скрывающего узкий лаз под землю, ни отдушины, выступающей над землей в отдалении и скрытой кустами.
— Стойте здесь. Я пошла за деньгами.
— Без глупостей! — предупредил Роман, доставая пистолет и щелкая предохранителем.
Шурик скинул мой рюкзак, тоже достал ствол и выразил готовность двигаться за мной следом. Я медленно вытащила из своего рюкзака фонарик, предупредив своих конвоиров, разом напрягшихся и посерьезневших, чтобы не перенервничали и не стали по мне палить почем зря.
Я дошла до землянки и остановилась. Шурик с удивлением рассматривал кроличью нору, в которую мне предстояло спуститься.
Внутри все осталось как было, когда мы с Костей спешно отсюда уходили. Наспех задвинутая деревянная заслонка, оплывшая свеча в стакане на полочке, обгорелые ветки в кострище «очага», ворох тряпок на топчане.
