© H_N Весь день мы валяли дурака.
Солнышко пригревало, и я выволокла из палатки коврик-«пенку», расстелила и разлеглась на нем в позе римского патриция, подперев голову рукой. Мужчины уже не так бдительно «пасли» меня, светски трепались, травили байки. То один из них, то другой удалялся в лес. После обеда, которым я поделилась по доброте душевной со своими конвоирами, Роман взял мой котелок, сполоснул его и заявил, что отправляется за грибами.
Шурик хмыкнул и проводил его скептическим взглядом.
Я подставляла теплому солнышку босые пятки и не двигалась с места, прикидывая в уме, как долго еще смогу тянуть время, и что бы еще такое придумать, чтобы не тащиться сегодня по болоту к землянке, в которой были спрятаны мои шальные деньги. О! А вот же! Я сушу ботинки! Чем не повод беззаботно лежать возле костра и никуда не ходить? По крайней мере сегодня.
Я даже начала мурлыкать себе под нос, как вдруг заметила, что Шурик насторожился и потянулся за пистолетом. Я тоже подобралась, но он приложил пистолет к своим губам и шепнул:
— Продолжай петь и не двигайся.
Я легла обратно на пенку, заложила руки за голову и неестественным голосом продолжила тянуть мелодию, кося глазами в ту же сторону, куда всматривался мой охранник.
Спустя минуту или две моих завываний я не выдержала и поинтересовалась драматическим шепотом:
— Ну? Чего там?
Он нервно оглянулся на меня, потом расслабился:
— Да ничего. Мне что-то все утро мерещится.
— Что мерещится?
— Что за нами следят.
— Кто? — встревоженный вид мне, я надеялась, удался. Но когда он нехотя ответил: «Герасимов мне мерещится за каждым кустом», я тоже занервничала, теперь вполне натурально.
На его присутствии здесь, возле места, где скрыты деньги, и где легко можно положить нас всех вместе с моими провожатыми (правда, их присутствие непосредственно рядом со мной я предположить не могла), строился мой, признаю, несколько безумный план.
Если же я ошиблась в своих расчетах, и Герасимов здесь не появится, то остается план «Б» — передача денег в городе.
Но то, что Клочков сразу мне поверил и согласился на засаду именно здесь, возле Костиной землянки, — для меня большая удача.
Но, конечно, задача максимум — не дать ему меня убить при передаче сокровища.
Вот тут надо будет действовать осторожно, быстро и главное — с умом.
На самом деле я лишь приблизительно представляла себе, что будет, когда я достану, как кролика из шляпы, рюкзак с деньгами из землянки. По моим расчетам, именно в этот момент и объявится сам «мышиный король».
Вот тут и надо будет держать ухо востро. Вряд ли мои сторожа вернут мне мой пистолет, на это и рассчитывать нечего.
Можно юркнуть обратно в землянку до того, как он решит, что я ему больше не пригожусь, и выиграть пару драгоценных мгновений. Лишь бы не помешали Шурик с Романом.
Можно, отдав деньги, сразу же пуститься в бега и петлять, как заяц, когда он начнет по мне палить. А он начнет, в этом я была уверена на сто процентов.
Эх, вот бы мне удалось склонить на свою сторону этих двоих товарищей, которые почему-то свято уверены, что, выполнив свою работу, получат вместо пули обещанное вознаграждение.
— Александр, — сказала я торжественно, но негромко, — ты по-прежнему считаешь, что вам с Романом нечего опасаться?
— Я понял, к чему ты ведешь, — отозвался он, — но пока у меня нет ни в чем уверенности, и нет оснований подозревать Герасимова в измене.
— Ну, как знаешь, — усмехнулась я, — а чего ж тогда ты так всполошился? Давай предположим, что тебе не примерещилось. И что это он тут бродит и кусает локти, что мы осели и никуда не идем, и его драгоценные денежки по-прежнему у меня. А тут еще и вы, такие расслабленные, Роман вон по грибочки пошел. А? А ты уверен, что по грибочки? Может, они там за кустами уже шушукаются и делят мои денежки?
Он скрежетнул зубами и молча обжег меня взглядом из-под бровей. Однако я сумела заметить, как в его голубых глазах мелькнула тревога.
Ага, посеяла-таки зерно сомнения. Я постаралась скрыть выражение удовольствия на своем лице и снова беззаботно откинулась на своей лежанке. По крайней мере, до землянки мне опасаться нечего. Вот интересно, согласятся ли они еще на одну ночевку?
Или уж и впрямь перестать тянуть кота за выступающие части тела и поскорее с этим покончить? Я в раздумьях сунула в рот травинку и сосредоточенно грызла ее, прикидывая, сколько времени может занять у меня путь до Костикова потайного убежища.
Романа не было довольно долго. За это время Шурик весь извелся, сидел, как на иголках, дергаясь от каждого шороха в кустах, хватаясь за оружие, то и дело вскакивая и напряженно прислушиваясь.
Его нервозность невольно передалась и мне, хотя я и убеждала себя, что пока у меня на руках нет чертовых денег, мне ничто не должно угрожать.
После обеда солнышко почти по-летнему пригрело, и даже здесь, возле воды, стало как будто меньше сырости, хотя ботинки все никак не хотели окончательно просыхать, как я ни вертела их то боками к костру, то подставляя под ласковые солнечные лучики. Плюнув на эту бесполезную затею, я села по-турецки и принялась разглядывать свои многочисленные синяки на плечах и локтях, которые сегодня были особенно хороши: иссиня-багровые, с начавшими желтеть краями, они болели при каждом прикосновении. Шурик откровенно рассматривал меня со смесью сочувствия и досады, словно на нашкодившего ребенка.
— Это же надо додуматься, — ворчал он с обидой в голосе, — я к ней со всей душой, можно сказать, а она…
Он потер голову в том месте, где я приложила его пистолетом, но в глазах его плясали веселые черти.
— А ведь я почти поверил, что ты просто…
