лекцию с кафедры. – Если первично сознание – значит, несмотря на прежний опыт тела, всё это будет для него впервые. Очень интересный вопрос…
– Гунтер, твои умные рассуждения ни разу не помогают, – мама укоризненно смотрит на отца и поворачивается ко мне. – Сынок, я не знаю, что тебе сказать. Это действительно сложно. Я думаю, ты должен поступить так, как подсказывает сердце. Да, это дурацкая избитая фраза, но никто не может решить за тебя. Здесь нет простых ответов. Но всё-таки постарайся меньше думать. В любви главное – сердце, а не разум. А то начнёшь заморачиваться и превратишься в своего отца, – она улыбается.
Папа выдаёт возмущённое: «Так!», мама смеётся, и я тоже не могу удержаться от улыбки. Приятно хоть на время отвлечься от проблем.
– То есть ты считаешь, что лучше согласиться?
– Давайте будем реалистами, – мама пожимает плечами, – сдерживаться в такой ситуации сложно. Но только ты ж не просто так, а разговаривай с ним. Скажи о своих чувствах, объясни… – В ответ на моё просительное выражение лица закатывает глаза: – Сейчас не время строить из себя крутого парня. Ты хочешь вообще его потерять? Нет? Ну так вынь язык из жопы и скажи слово «люблю»!
Перевожу взгляд на отца. Он задумчиво подпирает челюсть кулаком и вздыхает.
– Я соглашусь с Хильдой. В любви должна быть доля безумства. И смелость.
– Вот-вот! – мама указывает мне на отца. – Иначе бы ты не родился.
– Но что с его памятью? Если я полезу к нему, а он ничего не вспомнит?
– Придётся начать всё заново? – отец смотрит на маму, словно ожидает подтверждения.
Однако она не отвечает. Думает о чём-то. Мы ждём.
Наконец говорит:
– Что, если попробовать такой вариант – поговорить с Розамундой? Погоди, я знаю, что она тебе не особо нравится, но она умеет глубоко залезать в голову. В память. Может, вытащит какое-то воспоминание… Или несколько… И это запустит процесс?
– Это опасно! – выпаливаю я, не успев даже подумать. – Я не буду ставить на нём эксперименты!
– Хорошо-хорошо, – мама миролюбиво поднимает ладони, – просто предложила.
Даже думать не хочу о таком варианте. Я и сам к Ру не лезу. Хотя… Может, больше из страха убедиться, что он не помнит меня. Но нет! Просто нет и всё! Я уже подпустил к нему Лану, и чем это кончилось? Теперь какая-то Розамунда будет рыться у него в мозгах? Хватит. Это не обсуждается.
– Синхард? – мягко произносит отец. – Тебе не кажется, что он сам должен решать?
– Он сейчас не может ничего решать!
– И это решил ты?
Я зло фыркаю, но молчу.
– Мы понимаем, тебе сейчас трудно, – мама старается звучать мягче. – Может, Эрик пожил бы у нас какое-то время? Ты бы отдохнул, привёл мысли в порядок. Рынок рядом, фрукты, всё свежее. Мы были бы рады помочь.
– Не знаю…
– Если волнуешься насчёт Розамунды, она могла бы недельку пожить у тёти Марты. Но я всё же думаю, что Эрик должен знать о таком варианте. Поговори с ним, – мамин тон становится настойчивее. – Или я это сделаю. Раз уж ты привёл Эрика к нам, он тоже член семьи, мы беспокоимся и имеем право участвовать.
– Я подумаю, – вскакиваю с дивана и широко шагаю к лестнице наверх. Пафос портят расстёгнутые штаны, про которые я совсем забыл. Приходится их придерживать.
Вслед доносится голос мамы:
– У тебя неделя.
Распахиваю дверь своей комнаты… И останавливаюсь от волны чужого запаха. Да бля, это ж теперь комната Розамунды! Хорошо хоть её самой нет, а то неловко бы вышло: вломился среди ночи, бухой, в спадающих штанах…
Что ж, переночую в комнате Берт.
32.
Утром меня будит вибрация электронного браслета. Сообщение. «Ты вернёшься сегодня?»
В принципе, дел больше нет, а если выехать с утра, то будет не так жарко. «Буду к часу».
И только когда я кладу браслет обратно на тумбочку, до меня доходит: Эйруин написал «ты».
***
Всю дорогу назад репетирую монолог – образец Рассудительности и Железных Аргументов. Если признаться честно, то мысль отправить Ру в Данбург вызывает облегчение. Я мог бы несколько дней не думать ни о чём – валялся бы в постели, жрал куриные крылья с острым соусом, смотрел все киношки подряд… В конце концов, я не обязан тащить всё это дерьмо в одиночку.
Только непременно выпроводить Розамунду. Я ещё не готов решать подобные вопросы. Мама сама сказала про неделю, вот этой отсрочкой я и воспользуюсь.
Как только оказываюсь в квартире – Ру выходит в прихожую, смотрит исподлобья, но мне сейчас не до того, – начинаю с места в карьер:
– Давай ты поживешь пока в Данбурге, у моих родителей. Они хорошо к тебе относятся и вообще нормальные. Там экология получше, это полезно для здоровья. Можно на крыше загорать, фермерский рынок рядом… – увлекшись рассуждениями, я не сразу замечаю, как Ру на меня смотрит. – Что?
– Я никуда не поеду!
Настолько безапелляционно и упёрто, что это бесит. И да, я повышаю голос:
– Опять всё не так?! Я вообще-то для тебя стараюсь!
Пару мгновений Ру сверлит меня взглядом и кусает губы, а затем бросается в свою комнату. Дверь хлопает со всей силы, и этот звук окончательно выводит из себя. Лучше бы я остался у родителей на пару дней! Хотя бы отдохнул от этого бесконечного пиздеца, который нынче творится у нас дома!
– Какого хрена?! – я влетаю в комнату и дергаю Ру за плечо, разворачивая к себе.
Первое ощущение – он поддаётся непривычно легко. И никакого тебе встречного удара в печень или даже лбом в переносицу. Второе, бессознательное – что-то не так. Только через пару мгновений доходит, что в его глазах блестят слёзы.
Замираю в изумлении от такого невероятного зрелища. Не помню, чтобы я когда-либо видел Ру в состоянии, хотя бы близком к слезам.
Он, пользуясь моментом, вырывается и забирается на кровать – конечно, усевшись по-турецки и уставившись на свои ладони, как долбаный будда. Хоть что-то в этом безумии осталось прежним.
Потоптавшись посреди комнаты, сажусь рядом с ним и перехожу на телепатию. Если я услышу, что его голос дрожит, то не знаю, смогу ли это выдержать.
«Извини. Я действительно хотел как лучше».
«Лучше для тебя».
Кое-как удерживаюсь от раздражённой реплики, но, чёрт, кого я пытаюсь обмануть? Так было бы проще именно для меня – не принимать никаких решений, а просто спихнуть его с глаз долой.
Глубоко вдохнув, сжимаю кулаки. На выдохе расслабляю. «Да. Ты
