внутренние трения. Но, по мере сближения, наступало все больше и больше понимания.
Была и осталась одна проблема, которая подчас тревожила меня, и мне приходилось жалеть, что я не обладаю таким характером, который может переломить эту ситуацию, — мой сын.
Для того чтобы понять, что было периодически причиной моего душевного дискомфорта, я должна рассказать о незаживающей ране, которую носил мой муж, и тогда станет понятна и моя боль.
Борис хотел полюбить моего сына. Он любил его, но не мог преодолеть боязни очередного удара. Он словно держал себя за руки, не позволяя себе любить его.
И тому была причина: Борис потерял своего горячо любимого сына, рождения которого он ожидал с нежностью. Сохранился дневник, посвященный целиком ранним годам жизни ребенка, когда фиксировалась первая улыбка малыша, первые звуки, в которых отцу виделся необыкновенный смысл. Первенец, наследник! Продолжатель рода. Борис готов был заглянуть в каждую встречную коляску, где лежит младенец, чтобы сравнить, порадоваться вместе с другими родителями за их ребенка, как он радуется своему.
Он чуть ли не убил хозяйку дачи, где они жили, кажется, в Угличе, за то, что та посмела шлепнуть его малыша за какую-то шалость…
А в анкете он пишет: «У меня нет детей»…
На самом деле его сын жив и здоров. Он очень хороший человек. У него два взрослых сына.
Произошла «обычная» семейная драма, когда, желая сделать своего сына счастливым, мать поставила его перед выбором: отец или отчим.
По случайному совпадению, его сыну тогда тоже было 11 лет — как и моему Андрею, когда мы познакомились с Заходером.
К чести сына, должна сказать, что он приветствовал мой брак с Борисом. Он прожил с нами в Комаровке школьные годы и учился в местной школе, над которой шефствовал наш сосед Колмогоров. Со второго курса (окончил факультет электроники Лесотехнического института) жил самостоятельно в оставшейся нашей с ним квартире. Женился в 30 лет. У него трое сыновей, старший из которых перешел на 4-й курс института, средний поступил в этом году в институт, а младшему 7 лет.
Несмотря на некоторые трения, возникавшие в отношениях с моим сыном, Борис Владимирович был безукоризнен по отношению к нему. Ценил его способности, особенно к техническому творчеству. В период, когда у Андрея возникли трудности с работой, Борис сам, без моей просьбы, предложил ему материальную помощь и оказывал ее регулярно до окончания этой мрачной полосы. Когда мой старший внук Федор поступил в институт, Борис (тоже по собственной инициативе) назначил ему скромную стипендию. Мне даже кажется, что он гордился нашими внуками. Приятельница рассказала мне, как Борис с удовольствием показывал ей портрет среднего из мальчиков, очень удачно выполненный мною. На ее вопрос, кого же напоминает ей Степан, он ответил: «Как кого? Ангела». Последовала пауза — приятельница ждала продолжения.
— Он похож на ангела с картины Рафаэля.
Насколько мне известно, Заходер отклонил первую просьбу бывшей жены изменить фамилию сына, поставив условие: вернуться к этому, когда ему исполнится шестнадцать и он сможет сделать сознательный выбор.
Позднее, подписав согласие на усыновление его другим человеком, Борис навсегда отказался от отцовства.
Когда однажды ему по телефону сказали, что видели его внуков, читавших в Колонном зале на Дне детской книги стихи, Борис с раздражением ответил: «У меня нет внуков».
Это были мои внуки. Борис в это время лежал на операции. Он специально написал для них стихи, чтобы они прочитали от его имени.
Тех двух мальчиков, которые могли бы носить его фамилию, наши гости называли «оксфордовскими мальчиками». Борис любовался ими, но никогда даже намеком не выдал причастности к их происхождению.
Видите — есть и дети, есть и внуки, но — «у меня нет…»
У моего мужа нет наследника не только с его замечательной фамилией, но даже с его отчеством. Род Заходера прервался.
Он простил мать за то, что она отступила от безусловной любви.
Простил и сына, но любовь не вернулась.
И если я сумела восполнить мужу потерянную материнскую любовь, то сыновью он не решился принять.
«И при закате своем это все то же светило»
Несомненно, жизненные трагедии наложили отпечаток на характер Заходера. Да и с возрастом, как считают, характер становится жестче.
Но люди желчные или злые не сохраняют сердечную теплоту и душевную щедрость до таких лет, которые считаются солидными.
Строки из древнего поэта (вынесенные в название этой главки) процитировал Гете, беседуя с Эккерманом о возрасте и смерти во время прогулки при закате солнца.
Я чувствовала: Борис, оставаясь в каких-то главных жизненных позициях неизменным, во многом становился терпимее и мягче.
Не к нему ли шли все наши друзья за поддержкой, в каком бы виде они в ней ни нуждались? Это могла быть просьба материального свойства, могло быть желание поделиться своими радостями или неприятностями, в конце концов просто кутнуть в его обществе.
Чем можно объяснить тот факт, что человек, которому перевалило за восьмой десяток, оставался таким молодым по духу?
Да что там — по духу: у него не было седых волос. Когда я ему об этом говорила, он пытался мне предъявить отдельные волоски — как доказательство равноправия со мной, чтобы я не огорчалась за свою седину.
Редкий мужчина не обзаведется лысиной на закате жизни. У него — не было. Наоборот, мне приходилось частенько расчесывать спутавшиеся пряди на его макушке — тонкие волосы часто путались.
«Доставались кудри, доставались русы красной девице чесать. Уж она их чешет, уж она их холит, волос к волосу кладет», — пел он, словно призывая меня быть нежной в обращении с его шевелюрой. Увы, слова народной песни не подходили мне. Я, наоборот, призывала быть терпеливым, не слишком щадя его.
«Доставались кудри, доставались русы старой бабушке чесать, — продолжал он, пытаясь урезонить меня. — Уж она их не чешет, уж она их не холит, только волосы дерет», — заканчивал пение, хватая меня за руки.
«У нас мать — живодерка», — говаривал он собаке, с которой я обращалась с тем же «рвением» и которая так же сердилась на меня в сходной ситуации.
Блеск в глазах. Подчас озорной взгляд.
Зрение его с годами не изменилось. Я за эти годы много раз усиливала свои очки, даже успела сделать операцию, а у него — как было в правом глазу «минус один», так и осталось. Для левого в его очках, как правило, была пустышка или «плюс один». В рецепте написано: миопия правого глаза. Острота зрения: для правого глаза = 1,
