Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
Бывшую королеву судил суд присяжных, но кто же из них по доброй воле желал отправиться в тюрьму? Присяжные могли вынести вердикт «не виновна» и потребовать депортации, то есть просто выслать «вдову Капет», но предпочли не рисковать своими собственными жизнями. Своя рубашка ближе к телу, своя голова дороже…
Несмотря на мастерскую защиту Марии-Антуанетты, на ее сверхосторожные ответы, ее, конечно, приговорили к тому же, к чему и супруга.
Ужасно, что в основу части обвинений легли показания, буквально выбитые из ее маленького сына! Луи Шарля принудили оговорить мать с теткой, якобы принуждавших мальчика к сексуальным играм. Это было настолько бредовым обвинением, что Мария-Антуанетта, без памяти любившая своих детей, даже не нашла, что ответить. Больше всего мать беспокоило то воздействие, при помощи которого Шарля заставили высказать такие обвинения в адрес матери и тетки.
Она оказалась права, мальчика действительно вынудили. Его увезли от тетки, и судьба малыша была несчастной. На «перевоспитание» дофина (а после смерти отца – короля) отдали в семью башмачника Симона, где его били за каждую малую провинность, чтобы выбить из ребенка «королевскую дурь» и саму память о родителях и прошлом.
О конце жизни Луи Шарля, названного Людовиком XVII, есть разные мнения. Те, кто верит в прозу жизни, считают, что мальчик просто умер примерно через полтора года после казни матери, не выдержав побоев и плохого обращения. Роялисты более романтичны, утверждая, что ребенка выкрали, увезя далеко от Франции, чтобы он смог прожить остальную жизнь нормально, мол, сделал это граф Ферзен, потому что Луи Шарль в действительности был его сыном.
Но мать об этом не узнала. Возможно, к счастью.
Мадам Елизавета, сестра короля Людовика, последовала за королевой, ее тоже приговорили к смерти.
Казнь
– Будьте добры принести бумагу и прибор для письма.
Голос спокоен, словно и не ее только что приговорили к смертной казни, которая свершится через несколько часов. У Марии-Антуанетты оставалось одно желание – обнять своих детей, но женщина прекрасно понимала, что никто не позволит сделать этого. Те, кто осудил ее, не собираются следовать даже непреложному правилу всех палачей, когда последнее желание осужденного на казнь выполняется, если оно никому не угрожает.
Кому же собралась писать на клочке плохой, желтой бумаги плохо очиненным пером и жидкими, некачественными чернилами бывшая королева?
Наверное, впервые в жизни Мария-Антуанетта писала быстро и четко, без клякс и стилем, достойным восхищения. Письмо Мадам Елизавете, которой надеялась поручить своих детей, остающихся сиротами. Надеялась ли она, что письмо дойдет до адресата? Надежда умирает последней…
«Вам, сестра моя, пишу в последний раз.
Меня только что приговорили не к позорной смерти – она позорна лишь для преступников, – а к возможности присоединиться к Вашему брату. Я невиновна, как и он, и надеюсь продемонстрировать ту же твердость, какую он проявил в свои последние минуты. Я спокойна, как спокойны люди, совесть которых чиста, и жалею только о том, что придется покинуть наших несчастных детей. Вы знаете, что я жила ради них».
Что еще? Наказ сыну:
«Никогда не пытайся отомстить за наши смерти».
Дочери благословение и напоминание, что как старшая должна заботиться своими советами о брате.
Самой Мадам Елизавете:
«Я знаю, сколько боли этот ребенок (Луи Шарль) принес Вам своими заявлениями. Простите его, дорогая сестра. В таком возрасте ребенка несложно заставить сказать, что хочешь, даже вещи, которых он вовсе не понимает».
Теперь о себе, ведь она уже ничего не могла произнести вслух, некому, значит, оставалось выплеснуть на бумагу… В тюрьме не было независимых священников, только те, которые принесли присягу Республике. Исповедоваться такому она не намерена, потому писала:
«Я искренне прошу прощения у Бога за все совершенные мною грехи.
Прошу прощения у всех, особенно у Вас, моя сестра, за все те обиды, которые помимо моего желания могла нанести.
Всем моим врагам прощаю зло, которое они мне причинили».
Потом слова прощания с родными: тетками, братьями и сестрами. Последний привет друзьям:
«Пусть, по крайней мере, они знают, что я до последней минуты думала о них!»
И снова Мадам Елизавете и детям:
«Прощайте, моя добрая и нежная сестра. Пусть это письмо достигнет Вас. Думайте всегда обо мне. Всем сердцем обнимаю Вас и этих несчастных детей».
Она могла бы еще многое написать, и не недостаток бумаги, а пронзительное понимание, что никто не станет доставлять послание Мадам Елизавете, пронзившее сознание, заставило опустить перо. К чему излагать то, что думаешь, если строчки увидят только мучители? Да еще и посмеются над душевными страданиями бывшей королевы…
Продолжалось обильное кровотечение, донимавшее все последние дни. Вместе с кровью по каплям и без гильотины утекала жизнь. Подожди палачи еще несколько дней, казнить было бы некого. Возможно, потому так торопились, проведя последнее судебное заседание без перерыва с раннего утра до поздней ночи? Но это уже было неважно. Мария-Антуанетта торопилась к мужу, и как это случится – от удара ножа гильотины или просто во сне… какая разница?
Нет, разница была, ее решили казнить на виду у всех, значит, есть возможность в последний раз показать силу воли дочери великой Марии-Терезии, свое презрение к палачам и то, что, как ни мучили, ее не смогли ни сломить, ни унизить. Им кажется, что лишиться головы на эшафоте – унижение? Глупцы! Унижение – продолжать жить среди них. Одно плохо – в их руках и под их влиянием остается Луи Шарль, тонкую впечатлительную натуру которого так легко изуродовать и подвергнуть насилию. Возможно, мальчика следовало растить твердым и даже жестоким, но теперь об этом поздно. Уже поздно….
Голова снова кружилась, пришлось оставить письмо и прилечь. На предстоящий день, хотя он и будет неполным, понадобится немало сил. Нельзя хоть на мгновение выказать свою слабость или страх. Хотя страха не было вовсе, жаль только расставания с детьми. При мысли о них у Антуанетты сами собой начинали литься слезы. Это означало, что там, на эшафоте, она даже мысленно послать им последний привет не сможет, чтобы не расплакаться, ведь собравшаяся толпа, а она не сомневалась в том, что соберется немало любопытствующих, примет эти слезы за признак слабости.
Когда к казни приговорили Людовика, ему дали адвокатов, позволили готовиться к процессу, позволили попрощаться с женой и детьми. Ей не позволили ничего. Но Антуанетта и не требовала. Она прекрасно понимала, что самые изворотливые адвокаты ничего не сделают против решения Конвента казнить ее, если только не хотят последовать за королевой на эшафот. И детей тоже не нужно, хотя безумно, до дрожи в руках хотелось прижать их к груди, целовать, гладить волосики… Но в том, что их не привели в этот темный вонючий склеп к седой, вмиг постаревшей женщине, страшно худой и немощной, тоже были свои плюсы. Пусть запомнят ее такой, какой знали в прошлой счастливой и радостной жизни.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
