глаза смотрят на него с вызовом: ее ресницы будто штыки, готовые к бою.
Господи, она и в самом деле очень хороша! Точь-в-точь Мадонна над бездыханным телом Христа, изображенная на старинной иконе в церкви. Тонкая нежная шея, щеки пунцовые, свежие, а волосы такие шелковистые…
Он восхищенно прищелкнул языком:
— Тебе ведь только двадцать шесть лет, неужели ты и впрямь решила записаться в старухи?
— Если бы даже муж бросил меня, я бы не побежала к другому.
Он понизил голос:
— Чего тебе ждать-то? Этого чертового объединения с Севером? Пустое дело…
— Но ведь сам президент Нго Динь Дьем говорит, что скоро мы двинемся походом на Север и объединим всю страну.
Он потягивал вино и бормотал: «Благородные остались, подлые убежали на Север…» Его вера в личную свободу — свободу действий — натолкнулась на строптивость молодухи Кам. Тот берег реки, казалось, был сплошь утыкан громкоговорителями. Кругом одни громкоговорители. Мало-помалу уши его привыкли к этим передачам — словно притупился слух, но одновременно где-то в глубине души росло глухое ощущение собственного бессилия. Свое раздражение он переносил на генерал-лейтенанта Чан Ван Дона. Этот старикашка труслив и туп! Ну какой из него командующий особой зоной!
«Мама, а я один раз тебя видел с этого берега… Ты приходила к соляным разработкам, помнишь? А потом ты набрала соли в корзины и понесла на коромысле…»
Он поставил чашку с рисовым самогоном, затем снял с мизинца кольцо и бросил на дно. Оно слабо звякнуло о фарфор. Блеск золота и винные пары затуманили ему голову. В этом сочетании золота и вина было что-то почти мистическое, он прищурился и проговорил:
— Только вьетконговка может отказаться от такого дара! Бери! Не одна девчонка зарилась на это кольцо. Даже жена господина майора, начальника унтер-офицерского училища…
На миг ему показалось, что взгляд молодухи Кам потеплел. В глубине ее глаз вспыхнули таинственные зеленоватые огоньки, появилось выражение смиренной добродетели — такое ему обычно приходилось видеть во время исповеди у людей, на которых снизошло божественное откровение и которые постигли силу любви к ближнему. И тут он подумал: она нуждается в утешении!
— Мы, солдаты, народ хоть и неотесанный, но зато честный, — пачал он. — Из-за этого кольца мне несколько раз чуть не откусили палец. Жена господина майора, между прочим, говорила, что у меня красивые руки, а сама все поглядывала на кольцо.
Он вдруг вспомнил, как содрал это кольцо с пальца одной дамочки в гостинице города Нячанг в один из вечеров, отданных любовным утехам. У нее была такая тонкая, нежная шея… Он поспешил отбросить назойливые воспоминания и продолжал как ни в чем не бывало:
— Но я сказал ей: нет, не выйдет. Это кольцо освятил преподобный отец. Я берегу его для своей будущей жены. Возьми-ка примерь!
На противоположном берегу не умолкал громкоговоритель:
«А послезавтра нас опять повезут кататься на лодках! Мама, я буду в третьей лодке! Ты не забудь, взгляни на меня хоть разок. Я буду сидеть позади рулевого! Вчера меня угощали вкусной рыбой. Правда, карпы сейчас еще не ловятся…»
Он поднялся. Он и сам не мог понять, что за чувства охватили его. Пошатываясь, он двинулся к молодухе Кам. Их взгляды встретились. Да, она улыбается, это точно. И не кому-нибудь, а ему. Да, да, она улыбается ему, потому что, кроме него, здесь некому улыбаться. Не старухе же, которая лежит на кровати в углу и стонет так, словно вот-вот отправится на тот свет. До его слуха донесся шорох: где-то возятся мыши. А рядом эта река, эта демаркационная линия, она словно распласталась на спине и уставилась в звездное небо, требуя отмщения. В чем, собственно, заключается счастье? Сомнительно, чтобы человек мог обрести его здесь, среди этих заграждений и колючей проволоки, которой густо оплели весь берег!
«В это время года карпы еще не ловятся… Но я все же попробовал карпа…»
Бог ты мой, как сверкнули у нее глаза! А губы искривились, словно она силилась сдержать рыдания.
Он подсел к ней, придвинулся совсем близко:
— Этот маленький паршивец, который орет там, на том берегу, у вьетконговцев… твой?
Молодуха Кам резко отстранилась от него:
— Всей округе известно, что у меня нет детей!
— Ты вот-вот заревешь, с чего бы это?
— Откуда ты это взял? И не собираюсь.
Он снова потянулся к ней, но она и на этот раз оттолкнула его. Ее взгляд скрылся за частоколом ресниц, колючих, будто острые штыки.
Молодуха Кам вывернула фитиль в керосиновой лампе. Теперь, когда полумрак рассеялся, лицо ее приобрело четкие, ясные очертания. Совершенно протрезвев, он нервно провел рукой по щеке, облизнул пересохшие губы:
— Твой сосед-чернорубашечник следит за всем, что делается в поселке. А солдаты караулят вокруг. Случись даже пожар в твоем доме, никакой дьявол сюда не посмеет заявиться.
Молодуха Кам посмотрела на приоткрытую дверь. Он загородил дверной проем. Свежий ветерок с реки приятно холодил спину. Он почувствовал, что от этого прохладного дыхания ветерка у него перестали гореть уши. Керосиновая лампа, сделанная из корпуса снаряда, имела удивительно солидный и добротный вид. В его воображении вдруг возникла картина разрывающегося снаряда. Его рука дернулась по привычке: сначала — куда-то под мышку, а потом — к сердцу. Так он обычно делал, когда давали залп по толпе людей. Он перевел дыхание и сунул руку под рубашку. Рука была мокрая и липкая от пота.
— Ты что-то сказала?
— Господа начальники внушали нам, что мы живем в свободном мире и…
Он не дал ей договорить:
— Клянусь пречистой девой, я женюсь на тебе по-хорошему!
Тут он опять вспомнил об этой самой свободе. Он не раз разглагольствовал на эту тему перед толпой. Особенно в дни политических событий, когда, например, партия демократов вместе с президентом Кеннеди пришла к власти в Америке. Помнится, тогда он получил из Сайгона кучу всяких секретных инструкций, предписывающих действовать очень осмотрительно. Но сам господь тому свидетель: с одной стороны, его предупреждали об осмотрительности, а с другой — призывали проявлять исключительную твердость. Поди тут разберись! Он решил, что лучше уж проявить твердость. Он давно имел возможность убедиться в том, что канцелярия президента республики жалует ордена отнюдь не за мягкосердечие. Ну, а если он и не проявит должной осмотрительности, малость перестарается, дело ограничится небольшим порицанием — такое порицание не бросает на тебя и тени недоверия. Он двинулся к Кам. Но она отпрянула в угол.
— Войдите в мое положение, господин. Мне ведь приходится заботиться не только о себе, на моей шее еще свекровь. Сами видите: плоха она, бредит. Видать,
